Подоспело очередное паскудное утро. Из открытого окна давила жара. Я сидел на кухне и пялился на чекушку. Насколько меня хватит? Я испытывал себя, похмелье и отвращение к жизни.
На моей кровати спала баба. Мы познакомились три дня назад. По утрам меня от нее тошнило. У нас случился совместный запой.
Ее звали Надежда. Имя я узнал вместе с новостью о том, что она ко мне переехала. Большая сумка, которую я счёл дамской, оказалась чемоданом с вещами. Мне тридцать пять, я до сих пор не разбираюсь в женщинах.
Кто-то позвонил в дверь. Открывать я не собирался. С той стороны настаивали. Цинично, бесцеремонно. Так поступают лишь свидетели Иеговы или наркоманы. Я их часто путал.
Неприятный звук все не кончался. Чертовы свидетели со своим опиумом! Я решил выйти и нахамить.
- Привет, старик. Как дела, как жизнь? Ну и жара, блять.
Передо мной стоял Иван. Кучерявый подонок среднего роста со смуглой кожей и картвельским носом. Иван изрядно зарос. Как-то вдохновленный Чеховым, он пытался отрастить бородку клинышком. Вышло басурманское безобразие.
За это мы часто звали его Вано. Так, ради смеха. Он сердился и кричал: «У меня сербские корни! Я такой же славянин, как и вы, бляди!». Кроме прочих недостатков, Иван страдал радикальным славянизмом.
- Святые яйца, пить! Мне нужно много жидкости.
Он просочился внутрь, стал снимать обувь. Я молча вернулся на кухню, достал из холодильника бутылку. Налил в стакан.
- Кола? Какое говно. - Иван критически осмотрел стол - Бухаешь с утра, старик? Это плохо кончится.
Иван долил в колу водки. Выпил залпом.
- Еще колы? – спросил я.
- Только водки. Спасибо.
Он моментально осушил чекушку. Пришлось достать ноль пять. Моя выдержка летела к черту. Я налил.
- Успешные - люди паталогические лжецы. – начал Иван. - Взять хотя бы Левина. Я должен ему около тысячи, допустим.
Он прервался и выпил. Закурил сигарету:
- Вчера я предложил ему верняк - железную ставку. Сумасшедшие коэффициенты. Я все просчитал. Он кладет тысячу. Ставка играет. Я ему возвращаю эту тысячу и отдаю две, которые должен. Знаешь, что он сказал?
- Погоди, я запутался. Ты сказал, что должен тысячу, а не две?
- Это мелочи. Я округлил. Не в этом суть. Так знаешь, что он сказал?
- Ну?
- У него нет денег. Нет сраной штуки. И это после того, как Антон отдал ему полторы.
- Откуда ты знаешь, что отдал?
- Первый к кому я обратился за штукой, был Антон. Он сказал – денег нет, все отдал Левину.
- Кто-то из них лжет. – сказал я.
- Я думаю оба.
- Почему?
- Неделю назад я вывозил мусор у одного буржуя. Двадцать рублей за куб. Однако, возникла заминка. Я случайно забухал. Приехал пьяным, просыпал мусор на клумбу.
- Такое может случиться с каждым. Тебя уволили с позором в трудовой?
- Не то чтобы с позором. – Иван замешкался, вспоминая. – Не в этом суть. После меня подрядился Антон. Сорок за куб. Где справедливость? Допустим, он лучше меня. Меньше пьет. Но не в два раза же! В общем, деньги у него есть.
Я разлил. Мы снова выпили. Иван нервно струсил пепел:
- Одолжи штуку.
- У меня нет денег.
- Стари-ик… - Иван хитро улыбнулся. Вот сукин сын!
Иван был небогат. Строго говоря, Иван был нищим. Работал заочно. Жил за счет друзей. Неведомым путем ему было известно обо всех наших финансовых делах. Более того, он ставил аргументы, от которых не отмахнуться.
- Не дам. – сказал я.
В это время из спальни вышла Надежда. На ней была моя футболка. Она неторопливо прошла мимо нас в уборную.
-О, Надюха. – удивился Иван. – Вот ты где. Я тебе три дня звонил. Куда ты дела мои брюки?
- Ты разбил мне сердце. – раздалось из уборной. – А я оставила тебя без штанов.
- Вы знакомы?! - я поперхнулся.
- Да, старик. – сказал Иван. – Живем вместе уже неделю.
Проснулся сливной бачок. На секунду мелькнул девичий зад. Надежда поправила футболку, взяла из холодильника пиво и засеменила в комнату.
- Верни штаны, сука. – крикнул Иван. – В них сотка. И надень трусы. Не позорь меня перед людьми.
- Как будто моя пизда это нечто отвратительное.
Надя включила телевизор, стала щелкать кнопками на пульте. Квартира наполнилась безобразной какофонией.
- Знаешь, вот теперь ты просто обязан это сделать. – сказал Иван.
- Что?
- Одолжить косарь.
Положение было безвыходным. Деньги он не отдаст. Но ко мне ушла его баба. Он меня обставил.
У Ивана нашлись дела. Он педантично пересчитал деньги, трижды выпил на посошок и торопливо засобирался. Нищий, растрепанный жулик в образе делового человека.
Прощаясь, он наклонился и прошептал:
- Не доверяй Надюхе. Мне кажется, она склонна к прелюбодеяниям.
2.
Мне снилось море. Спокойное, со скалами и брызгами солнца. Я проснулся и залез в интернет. Какой-то психолог писал, что это от недостатка секса. Два дня назад я предложил Надежде выметаться.
Я положил в кастрюльку яиц из лотка и хлебнул рассола из банки с огурцами. Меня мучал стыд, похмелье и вялая эрекция. С одной стороны психолог прав. С другой – прошедшим вечером мы пили портвейн и трахались в уборной. Нет, здесь что-то не так.
Вода закипела. Я подождал немного и вынул яйца. Они оказались всмятку. Что можно сказать обо мне, если я даже яйца не могу сварить? Вялая эрекция и яйца всмятку. Мне не хватает решимости. Не могу прогнать бабу, бросить пить и перестать доверять людям.
Иван же напротив - относился легко к жизни, женщинам. Ждал свой куш. Почему не в этот раз? Он обещал солидные проценты. Денег мне хватит на билет.
Я смогу уехать на море. Останусь там жить, сооружу пирогу. Стану охотиться с багром на мурен. Возможно, там будут аборигенки в хулах, не носящие нижнего белья.
Я все решил. Для начала выгоню Надежду и перестану пить.
3.
Она пришла с пивом. На губах размазана помада. Эти толстые губы выглядели непристойно. Я задрал ей подол и обнаружил бесстыжие ляжки и голую плоть. Мне стало не по себе. Я не смог ее выгнать после таких откровений.
Мы стали копошиться, изображать страсть и пролили пиво. Пришлось идти за водкой. Все мои установки летели к чертям.
Вечером позвонил Иван:
- Привет, старик. Что делаешь?
- Пиво пьем.
- Хватит трахать мою бабу. Начинается хокей.
- Зачем?
- Старик, это же оставшийся коэффициент!
- Да? Неужели?!
- Короли из ЛА должны порвать глупых пингвинов из Питсбурга.
- Что?
- Неважно. Болей за Лос-Анжелес и покупай билет.
Мы вдрызг напились. Пока я драл Надежду, Пингвины рвали Королей. После игры Короли отметелили противников прямо на льду. Ставка не сыграла. Некоторое время я не видел Ивана. Поговаривали, он подался в бега или умер.
Через пару дней в дверь позвонили. Я ждал Надежду. Мы с ней повздорили и она ушла за портвейном. На пороге стоял Иван:
- За мной охотятся кредиторы. Закрой шторы и говори шепотом.
- А мне ты ничего не должен, блять ? - заорал я.
- Ебать, старик. И ты туда же.
Иван схватил меня за майку:
- Я подарил тебе надежду!
- Она сама ко мне ушла. Но я ее уже прогнал.
- Надежду на хороший куш, ставки.
- Ставки не сыграли!
- А надежда была! Признайся, ведь ты уже мечтал о том, что можешь купить на этот куш?
Пришлось согласиться. Всю сознательную жизнь я работал. Что-то откладывал. И к чему пришел? К сраной штуке. Жил как раб – на похлебку хватало, а на побег не соберешь.
- Вот видишь. Я подарил тебе надежду и мечты. - сказал порывисто Иван. - Иного у меня никогда не было, старик! Разве не стоят мечты о море, какого-то сраного штукаря?
- Стоят. – сказал я. – Отпусти майку или нос расквашу.
-Не кипятись, старик. Кстати, раз уж так сложилось, заберу свое. Штаны и сотку.
- Валяй.
Сумки нигде не было. Может Надежда съехала? Я стал ворошить хозяйский хлам. Иван нервничал, поглядывал в окна, хватал телефон:
- Алле, бля! Нет, это не Иван. Он умер. Не звони сюда больше.
Наконец, я нашел сумку. Она оказалась в чулане под грязным бельем. Я швырнул ее Ивану под ноги и он стал потрошить:
- Ебать мой хуй!
- Так это твой?!
- Какой нахуй мой? Ты глянь сюда!
В сумке, кроме члена, лежали вызывающие трусы, колготки и пачка салфеток. А так же свернутые в рулон доллары, пошлых размеров золотая цепь и такой же крест.
- И эта сука пила за мой счет? – сказал Иван.
В дверь настойчиво позвонили. Иван зашвырнул сумку в чулан и засуетился:
- Это за нами.
- Это за тобой, говнюк!
- Один хуй. – Иван прилип к глазку. – Почикают обоих.
- Открывайте. – рявкнули из-за двери.
- Никого нет. – крикнул Иван. – Проваливайте.
- Я щас выломаю дверь!
- Ломай, трудись. – ответил Иван. – А мы посмотрим.
- Это моя дверь, придурок. – заорал я на Ивана. – Зачем ты это говоришь?
- Я не могу ему перечить, - ответил Иван. – Погляди, какой он огромный.
Он снова прилип к двери, посмотрел наружу через глазок и крикнул мне:
- Помоги подпереть дверь. Сейчас начнется.
Внезапно мне стало все равно. Меня достали неприятности. Я всегда от них прятался. Встречу сложности лицом к лицу. Я-то не при чем.
Отодвинув упирающегося Ивана, я щелкнул замком.
- Ну, все пизда. – сказал Иван.
Их было четверо. Первым вошел седой старик с дорогой тростью. За ним гигант с лысым черепом. Его шея не умещалась в воротник. Когда он вошел, в квартире стало тесно.
-Чо каво, стоять-бояться!
Замкнули группу два дерзких и дерганных типчика. Оценив обстановку, они скрылись за габаритами быка на пороге.
- Закройте дверь. – сказал я.
- Захлопни варежку.
Очевидно, они встали на шухере. Какой пошлый стандарт. Неужели это все из-за нищего Ивана с тощим долгом?
- Я Хромой – сказал старик. – Меня знают многие. Есть пара вопросов.
- Рад войти в множество знающих. – сказал я.
- Базарь в цвет, бесогон. – одернул бык. - Двигать фуфлом не советую.
Происходящее стало казаться фарсом. Слишком типично и театрально. Эталон быка в пиджаке, хромой авторитет и однояйцевые гопники. Да и феня у них плесневелая. Возможно нищие актеры. Подрабатывают разводом и конокрадством.
- Хромой, а как же сроки? – засуетился Иван. – Неделя! У меня есть еще неделя. Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов.
- А и ты здесь. – сказал Хромой. – Я тебя не заметил. Это мы удачно зашли.
В это время открылись двери лифта. В кабине стояла нетрезвая Надежда с портвейном. Оценив картину, она торопливо нажала кнопку.
- Ловите суку. – крикнул бык.
Гопники рванули к лестничному пролету. По ступеням полетели маты. Пролеты малосемейки смердели окурками, мочой и окосевшей дефлорацией. Гопники оказались в своей стихии.
- Надя не при чем. – сказал я. – Она здесь больше не живет.
- Еще как при чем. Мы ее пасем уже месяц. – сказал бык. – Она вставила Хромого.
Я подумал о портвейне, с которым скрылась Надежда. Бывают моменты, когда хочется выпить. Случается еще так, что выпивка необходима. Сейчас мне безумно хотелось выпить, я в этом нуждался!
- А если так. – подскочил Иван. – Мы находим и отдаем вам похищенное бабой. Вы прощаете нам долг.
- Ты знаешь, где она спрятала мою кассу? – спросил Хромой.
- Да не вопрос.
Иван метнулся в чулан и притащил сумку. Когда-то я считал его умным и прижимистым человеком. Видимо под влиянием неприятностей где-то пошла трещина.
- Что это за хлам? - спросил бык.
Он раскрыл сумку, заглянул внутрь, брезгливо вытащил чулки:
- Вы что педики, блять?
- Надькины. – отрезал Иван. – Ищи дальше.
Бык снова зашуршал вещами:
- Да эта сука не только Хромого вставила!
- Придурок, - шепнул я Ивану. – Нужно было пересчитать!
Бык разогнулся, достал телефон:
- Отбой, - сказал в трубку. – Сука не нужна. А, ебете… Ладно.
Он сунул телефон в карман, повернулся к нам:
- Красавцы яхонтовые. Вернемся к нашим баранам.
Вскоре они уехали. Ивану дали месяц. Надежда наконец-то покинула мои метры. Чуть погодя мы с Иваном снова сидели на кухне. Перед нами стоял портвейн. Об этом я не волновался. Ведь я в любой момент смогу бросить пить.
- Тупой бычара. – кипятился Иван. - Я думаю, мы б его отмудохали. Качки они ж неповоротливые. Ну да, легко.
- Заткнись. – сказал я. – Тебе придется бросить пить.
Иван стал множиться. Его плечо мелко дергалось. Мы пили основательно, не отвлекаясь на мелочи. Закуска уже подвяла. - Знаешь старик, - сказал Иван. – Все-таки мы что-то не то делаем. Не так живем. - А? - Вот я, допустим, никогда не нюхал кокаин. - О чем это говорит? - Старик, кокаин - это стиль жизни. Показатель возможностей. Ты пьешь портвейн. Какие у тебя возможности?
Он с отвращением толкнул мне стакан. Я начислил. Достал пачку, выколотил сигарету: - Я могу сломать тебе берцовую кость с одного удара. Максимум с двух.
- Вот видишь, старик. Ты - быдло. Угощусь сигареткой. Пойми, твоя безнадежность больше, чем твои габариты. Я хотел сжать ему гортань, но в это время на улице кто-то затеял драку с криками. Смотреть на это приятней, чем участвовать. Мы подошли к окну.
Внизу хлыщ в сланцах бил пьяную бабу ногами. Когда сланцы разлетелись по сторонам, он сбавил темп. Стал бить аккуратно, тщательно прицеливаясь.
- Какая низость. – сказал Иван. – У меня к женщинам пиетет.
Он перегнулся через подоконник и стал разглядывать бабу: - Как бы ты, например, уговорил ее отсосать? - А ты? - У меня пиетет. – напомнил Иван. - Слушай, если этот хер внизу ее вырубит и оставит в покое, мы сможем оттащить ее за мусорные баки и выебать.
Драчующиеся сели рядом. Хлыщ вынул из шорт чекушку. Семейная драма перетекала в быт.
- Ты говорил о кокаине. – сказал я. - Дело не в кокаине, а возможности им обладать. - Возможности нет. Пей портвейн. Пока наливаю. - Ты, старик, мелко плаваешь. Нет размаха. Наливай. - Что ты предлагаешь? - я начислил в стаканы. - Есть у меня двоюродная соседка. – Иван выпил залпом. - Живет одна. Квартира так себе, но я уже приценился, нашел покупателя. - Душегубство? На меня не рассчитывай. - Отнюдь. Сейчас я пью с ней на брудершафт. Квартира будет за мной. - Черный альфонс. Это мерзко. - Вот поэтому ты всю жизнь будешь пить портвейн, а я пойду выше. Плесни полтинник.
Его уверенность крепла с каждым стаканом. Иван был безупречен в своем безумии. Оставался последний штрих:
- Есть способ, – сказал я. – Ускорить процесс. Добавляй ей мышьяка. Немного. По капле. Каждый день. - Старик, ты уверен? - Интернет не врет.
2.
Я увяз в паутине. Бестолково щелкал сайты, едва проглядывая страницы. Заканчивался седьмой день принудительной трезвости. Накатила ожидаемая апатия.
Без вина - вата. В ушах, в мозгу, везде. Я встал с кровати, подошел к окну. Поглядел как ездят машины туда -сюда. Хотел закурить, как зазвонил телефон. На экране хмурился профиль Ивана. - Алле, старик. Ты пил? - Какой бестактный вопрос. - Хватай машину, приезжай. - Это зачем? - Нужна помощь. Вывезем бухло. - Ладно.
Это было весьма уместно. Пить я, конечно, не буду. Развеюсь, встряхнусь, помогу другу. А, к черту, кого я обманываю?
Мы проехались на уставшем лифте, вышли на этаже Ивана. Темный тамбур был завален хламом. Я ждал, что Иван отопрет свои апартаменты, но он просочился в соседнюю дверь.
Изнутри звякнула тара. От этого звука у меня дрогнуло сердце. Я спешно шагнул за Иваном в прихожую. Внутри воняло ссаными кошками и старостью. Между ног запетляли полосатые прохвосты.
Иван копошился рядом, выставлял бутылки. В суетливых движениях выдавалась нервозность.
Пойло было жутко дешевым в залапанных бутылках. Выглядело это мерзко. Откуда он набрал всю эту дрянь? Мне не терпелось вкусить.
Мы спустили вниз и погрузили добро в багажник. Я успел сесть за руль, когда Иван окликнул меня - Погоди. Нужно забрать еще кое-что.
Пришлось вернуться. Иван обогнул беспорядок зала и зашел в спальню. Я шагнул за ним.
Темные, пошлые шторы. На прикроватном столике хлам, стаканы и смазка. В изголовье квадрат Малевича. Подделка с извращениями. На любовном одре мертвая баба.
- Что из этого ты забыл, стакан или вазелин? - Брось шутить. Хватай за ноги. – сказал Иван. – я возьму под руки. Ты здоровей, тебе сподручней. - Ах, это и есть кое-что?! – закричал я. - Тише-тише , старик, меня и так уже спалили, что я к ней захаживаю.
Иван покрутил сигарету, как бы примеряясь. Затем неожиданно развернулся и ткнул ею в мою сторону: - Это все ты и твой чертов мышьяк! Похоже, я переборщил с количеством.
Я оглядел покойную. Характерных следов отравления мышьяком не обнаружил. Ивану говорить не стал. Ситуация могла затянуться, а внизу ждал полный багажник пойла.
- Я был с ней близок ненароком, Мне это обернулось сроком. – пролепетал Иван. - Ладно, заткнись. Взяли.
Мы приехали в лесополосу. Некоторое время петляли вглубь. Покойная оказалась весьма увесистой. Скоро мне это надоело, я устал. Отпустив мягкие еще ляжки, болезненно выпрямился: - Достаточно. Она будет храниться здесь. Копай.
Иван стал копать яму. Тяжело орудуя инструментом, он кряхтел и жаловался. Слабый, не отягощенный в быту физическим трудом человек. Через минуту Иван остановился: - Старик, я очень огорчен. Она оказалась отличным человеком. Помянуть бы. - Заткнись и копай!
Пойло мы поделили поровну. Я взял большую часть. Иван угодливо согласился. Однако, остаток вечера пили мою долю.
3.
На следующее утро Иван разбудил меня звонком: - Старик, у меня есть план. - Что? - Я женюсь на ней. - На ком? Пил без меня, гнида? - На соседке. Бестактный вопрос. Немного. - Какая может быть женитьба?! - Официальная. Как положено. Роспись, кольца, завещание, квартира. - А если она замужем? - Я проверил – ее паспорт без печати. Девственен. Чего не скажешь о невесте. - А потом? - А потом похороны. Вдовец, имущество, продажа, кокаин. - Э, нет. Я пас. Без меня. - Ты будешь свидетелем на свадьбе, старик. - И крестным отцом мертвых младенцев. - Собирайся. Будем ее выкапывать. - Иди в задницу.
За невестой мы поехали на Минске с коляской. Старая рухлядь натужно ревела и прыгала на ухабах. Несколько раз я терял Ивана. Приходилось останавливаться и ждать. - Блять, - кричал он. – Ты мне чуть ногу не сломал.
Место с невестой отыскали быстро. Ивана нехотя замахал лопатой. Понеслись все те же жалобы и частые перекуры.
Наконец, явился лик. Покойная выглядела терпимо. Мы погрузили тело в коляску и двинули обратно. Через пару минут Иван закричал: - Где старуха? - Что? - Где эта чертова невеста?
Коляска была пустой. Мы развернулись, поехали вдоль дороги на малой скорости. Иван сердито оглядывал кусты. - От тебя даже мертвые невесты бегут. – сказал я. - Боится повторной дефлорации. Останови-ка. Я заглушил мотор. Иван с лопатой наперевес направился в кусты. Там явно кто-то копошился. Иван боязливо встал. Я толкнул его перед собой и мы оказались в кустах.
Покойная лежала на спине, покорно раскинув ноги. На ней пыхтел грязный бородач. - Тебя опередили с первой брачной ночью. – сказал я. - Иван ты неудачник. - Да, ты охуел, приставать к чужим невестам?!
Иван опустил лопату на макушку упыря. Злодей обмяк на жертве. Теперь у нас была мертвая невеста и некрофил-насильник.
- Остругай черенок. – сказал я. – На всякий случай.
Иван стащил бородача с покойной, перевернул и выдохнул:
- Да это же Иван! - Кто? - Бывший муж моей будущей невесты. - Откуда, блять, ты их всех знаешь? - Они мои двоюродные соседи. Там такая драма. Скандалы, битая посуда, любовь до гроба, старик. Таких людей уже не встретишь. Я уважал его, как личность, после стопки. - Что делать с ним? - Присыпем листьями гниду и поехали.
4.
- Ладно, с подачей паспортов ты разобрался. – сказал я. – Как ты ее доставишь в Загс? - Старик, я же говорил, у меня есть план.
Он полез в чулан и выкатил инвалидное кресло. - Невеста заболеет неведомым сиднем. Начисли-ка, и я приступлю к подготовке. Макияж, побрей, намажь. - Ты псих. – я разлил. - Оба, старик, оба.
В загсе стояла жара. Жених потел, нервничал и выглядел чуть хуже невесты. Я надел по такому случаю костюм. Украсил карман бутоньеркой. Все-таки официальная церемония.
- Новобрачная выглядит уставшей. – работница Загса смотрела на нас с подозрением. - Она не выспалась, волновалась перед свадьбой. – Иван хапнул шариковую ручку. – Покончим с формальностями. Я согласен, невеста тоже. Все согласны.
Принимавшая заявления была женщиной тучной, основательной. Кокон волос приправлен розочкой. Явный недостаток секса. Отсюда раздражение и подозрительность.
Я наклонился к ней и прошептал на ухо:
- Во всяком случае, вы выглядите лучше невесты.
Женщина вспыхнула и застенчиво кашлянула. Мне стало стыдно. Зачем я постоянно вру женщинам?
- Свидетель распишитесь. – улыбнулась она мне. – Хоть ваша роспись не обязательна. - Вот ты сука, - шепнул я жениху. – А говорил без свидетеля никак. - Отлично. – Иван торопливо развернул кресло к выходу. – А теперь в морг! - Куда?! – изумилась сотрудница. - К теще. – вставил я. – У него теща работает патологоанатомом. Выставляет пациентам. А к вам я заскочу намедни.
5.
- Давай так, - сказал Иван. – Штуку налом и две ноль пять за свидетельство сегодняшним числом и вот эти органы в бутылке. Кстати, что это? - Это селезенка. Три ноль семь и два косых.
Я наблюдал за странными торгами уже двадцать минут. Знакомства Ивана продолжали поражать своей витиеватостью.
- Уговорил, чертяка. – сказал Иван. – Тогда возьму еще вот этот аппендикс. - Зачем тебе все это? – спросил я. - Я не могу уйти с пустыми руками.
Похороны прошли скучно. Присутствовавшие на процессии, в лице нас, заливали скорбь спиртным.
- Она была хорошим человеком. Немного неподвижным, но все же!
На следующий день Иван снова разбудил звонком: - Старик, все пропало! - Что? - Она не оформила развод! Наследником является первый муж! - Значит, будешь пить портвейн. Забудь о кокаине. - План такой. Откапываем наследника. Оформляем дарственную. Затем похороны, я наследник, квартира, кокаин. - Какой же ты все-таки псих. - Да, старик, я очень упорен. - Упорот. - Без разницы.
6.
Покойный пропал. На месте захоронения была разбросанная листва.
- Куда он делся? – волновался Иван. – Какая гнида его утащила? - Да кому нужен покойник-некрофил? - Да-да, все верно. Поехали, вывезем имущество.
В тамбуре Ивана мы столкнулись с человеком, алкогольного склада. Так же от него разило ссаными кошками. Человек слегка пошатывался и был бесконечно добр.
Я страдал от дикого похмелья. Передо мной стояла твердая цель – завязать. Я открыл пиво и залпом выпил. Приходило облегчение, в котором растворялись лишние цели. Зазвонил телефон:
- Алле, старик, привет. - Что тебе нужно? - Мне нужен развод. Будем выкапывать ее обратно.
- Заходи, старик. – сказал Иван. - Скорее. Не тупи.
Я вошел. В квартире было очень пыльно. И тускло. На тумбе накопилась пачка рекламных проспектов. Торговые агенты Господа. Иван любил спорить с ними до хрипоты.
Диван оккупировал абсолютно худой тип. У него была седина и слуховой аппарат. Тонкий проводок змеился вдоль уха. Одет небрежно, бомжевато. Типичный посетитель этих метров.
Дерзко раскинув кости, тип лепил самокрутку. Выглядело это достаточно профессионально.
- Бес. – представился тип. - Покойный. – добавил Иван. - Снова?! – выдохнул я. - Это лишнее. – сказал тип. - Это фамилия. – уточнил Иван. - Саша. – сказал тип. - Беспокойный. – добавил Иван. - Жуть. – сказал я. - Отнюдь. – возразил Иван. - Ладно, зачем звал? – спросил я Ивана. - Присядь на подсед. – оборвал меня тип. - Не суетись.
Манеры тощего алкали о судимости. С легким перебором. Например, Иван не владел подседами. Он вообще, мало чем владел.
Я открыл окно, достал сигареты. Тип встрепенулся, убрал самокрутку и шикнул:
- Не пали контору, фраер. Залепи обратно.
Нервный какой-то. Зачем Иван таких впускает? Здесь и так хватало безумия на квадратный метр. Взять, к примеру, аппендикс в банке и декоративного петушка Мразь. Мелкая, бездушная, циничная птица. Совсем как хозяин.
Тощий раскурил самокрутку. Выпустил дым. Продолжил какую-то прерванную историю:
- Прилетел я, значит. Со спортивной сумкой. А там шмаль. Полная сумка шмали. Сечешь? - Еще бы. - У арабов за это смертная казнь. Закрылся я в номере. Скинул шмотье. И вдруг звонок. В дверь. Я к глазку. А там черти в балаклавах. - Кто?
Бес затянулся, задержал дыхание. Выдохнул: - Мусора. Я к сумке. В ванную. Смывать. Они трезвонят. Я смываю. Полную сумку шмали. Голос сорвался на чистую боль. Бес замолк, потянул дым. - Наконец, избавился. Открыл дверь. Оказалось, мусора ошиблись номером отеля. Им нужен был соседний. Из Беса вырвалась полифоническая мелодия. Эх, Шарик, я, как и ты, был на цепи. Он покопался и достал Нокию:
- Да-на. Не разводи качели. А хуле толку? Еду.
Скрипнул диван. Или чресла Беса. В общем, он встал. К излишней худобе добавился чрезмерный рост. - Нарисуй ему суть. Я скоро вернусь. - Ладно.
Бес ушел. Мне не нравился их тандем. Или поведение Ивана. В любом случае нужно выпить. - Старик, - сказал Иван. – он гений. - Я уже понял. Начисли-ка и поясни суть. - Старик, синька антипродуктивна.
Иван достал коробок для спичек и папиросу. - Ах, вот как? – удивился я. – Намедни ты ретиво щелкал стопками портвейн. - Это мелочи, не суть. Ладно, курнем что Бес послал и пройдемся за пивом. - А что суть?! Ты объяснишь или нет, скотина. - Суть? Старик, ты знаешь что такое покер?
Голос настаивал: - Ты удваиваешь. Следующая карта и у тебя каре. Блять, снова мусор жгут. Скоты. Закрою окно. - Отнюдь. – сказал я. - Что отнюдь? Старик, ты залип. Выпей пива. Попустись. Кукареку. - Что? - Старик, не тупи. - Ты кукарекаешь. - Да это Мразик проснулся. - Зачем? - Время пришло. Сейчас разболтает лишнее и заснет.
Я вспомнил птицу, пиво и вернулся в комнату. Было уже довольно темно. Я хлебнул пива. Теперь все было на месте.
- Теперь соберись. – сказал Иван. - Это серьезно. Иван полез в мою котомку. Достал пиво. Хлебнул. - Ты же говорил, что синька антипродуктивна? – удивился я. - Да. Но в качестве контрмер - незаменима.
Я не нашел, чем крыть. В разговор вклинился Мразь. Отчаянно захрипел. - Хватит болтать лишнее!
Иван бросился к клетке. Хлопнул по прутьям и набросил покрывало. Птица притихла. - А? Каково теперь?
Мразь молчал. Среди темных прутьев особо не полопочешь.
- Чем болтать, лучше учи комбинации.
Я достал пачку, закурил: - Ты пытаешься обучить петуха? - Старик, карты это расчет и фарт. Я учу его обоим принципам. - Поясни-ка. - В покере, например, во время ва-банка играют не умы, а слепой случай. - А птица при чем? - Петух умеет отделять зерна от плевел. Подскажет, где надо. - Допустим. А расчет? - Здесь просто. Кто подумает, что петух за спиной, будет сливать его карты своим кудахтаньем? - Логично.
Я снова полез в сумку. Вынул чекушку. Иван оживился, сунул стакан: - Послушай, старик. К черту Беса. Он серьезный катала. Пускай. Но с оракулом мы и сами сможем катать лохов и стричь капусту. Плесни-ка.
Иван выпил залпом. Схватил колоду, подскочил к клетке, сорвал покровы. - Значит так, это – пара. Это – стрит, Это – каре. Запомнил? Повтори.
Петух щелкнул клювом, нахохлился и высрался. - Видишь? – обрадовался Иван. – Скоро ты будешь греть свои кости на островах. Начисли и продолжим.
Когда вернулся Бес, Иван уже колошматил клетку. Глупая птица путала комбинации. Я лениво хлебал пиво. - Значит так. Мое предложение. – сказал Бес. – Работаем по серьезному. Я катаю, Иван изображает нервного. - А мне что делать? – спросил я. - А ты. – Бес ткнул в меня пальцем. – Ты лох. Я встал и ударил его в слуховой аппарат.
3.
Бес пропал. Он угрожал карой по-тюремному. Видимо задумал подлость. Иван обиделся на меня. Бес угощал его шишками. Иван вернулся к портвейну.
Через пару дней в пустоте пыльной квартиры раздался телефонный звонок. - Алле. – сказал Иван. – Да, ладно. Заезжай.
Бес зашел с папиросой в зубах. Поврежденное ухо вернулось к первоначальным размерам. Я неоднократно решался купить пистолет. И засыпал. Теперь жалел. Чего ждать от оскорбленного действием урки?
Иван достал гильзы и бумагу. Очевидно, алкоголь снова исключен. Для проверки я начислил. Эти двое перехватили стаканы. Я ошибся. - Забудем старое. – сказал Бес и тут же выпил.
Портвейн слегка стесал углы напряженности нашего треугольника. Образовался тесный круг жуликов. Или я пьянел и мне казалось?
- Значит так. – сказал Бес. – Есть клиент, из приезжих. Я срисовал его недавно. Остановился в частной гостинице. При ней полузакрытый бар. Можно катать. Если по-тихому. Завтра там будет людно.
- Как работаем? – спросил Иван. - Ты – нервный. Я – простак. - А мне какая роль? – спросил я. - Ты изображаешь каталу, но по-тихому сливаешь мне. Все ясно? - Да. – сказал Иван. - Нет. – сказал я. - С Богом. – сказал Бес. - Я возьму Мразь. – сказал Иван. – С ним я буду убедительней.
4.
К нам подошла официантка. Я успел заметить плотные ноги в чулках. На вид около двадцати. Громадные груди не соответствовали возрасту. От нее разило парфюмом и раболепием. - Виски. – Бес поколебался. – Три. По сто. - Какой? - Без разницы. Давай Лошадь. - White Horse? - Что? Не умничай.
Официантка удалилась. Я рассмотрел ее зад. Он был плоским, как будто детским. Иван молча таращился на Беса.
- Да хуле пасешь, я плачу.
Мы расслабились. Я стал осматривать местную публику. Кое-кто, в укороченной юбке, залип у барной стойки. За столом напротив, растрепанный тип пялился на эту кофейную девочку и копошился в карманах. То ли считал деньги, то ли дрочил.
Перед нами возникли стаканы с пойлом. Я махнул не глядя. Отвратительно. Но ушла нервозность. - Что ты делаешь? – зашипел Бес. – Мы только сели! - Ты предлагаешь цедить сотку дряни весь вечер? - Я не буду платить за твое пьянство. Виски – антураж.
Внезапно, в баре появился суетливый, нетрезвый араб. Казалось, он спасался от агрессивных нацистов. Или правоверных соплеменников. Что-то его тревожило.
Араб увидел Ивана и двинул к нашему столу. Бес напрягся. - Клиент нарисовался.
Араб подошел к нам. Представительный басурманин, при галстуке с дорогой заколкой. На вид я в месяц столько не зарабатывал, сколько она стоила. Араб почему-то пялился на Ивана:
- Ишталек, хабиби. Амиле? - Порке хорсано! – сказал Иван.
Араб наклонился над клеткой с петухом, что-то пропел. Затем сел за стол. Его наглость ускоряла предстоящие события.
- Ты что его знаешь? – спросил Бес. - Я – нет. Это твой пациент. - Ага, значит, он признал в тебе соотечественника. Будешь переводить. - Ладно. – сказал Иван и обратился к арабу. – Инглиш? - Yes. – обрадовался араб. – You speak English? - Нот. – сказал Иван. – Франсе? - Parlez vous ? - Нон. - Milate ellinika? - Охи! Блять. – сказал Иван. – Он говорит на языках, которых я не знаю.
Прилетела официантка. Мне захотелось ухватить ее зад. Убедиться в невинной плоскости. Но я был абсолютно пуст, не считая сто грамм. - Товарищу принеси кофе. – сказал Бес. – Черный. Абсолютно. - И виски. – сказал я. – Стакан. Полный. До краев.
Так-то лучше. Бес бросил на меня злобный взгляд и вытащил карты. Официантка принесла заказ. Араб довольно залопотал, выпил залпом кофе. Видимо приготовился ощипать нас до исподнего.
Мы не успели проиграться. Поведение араба стало подозрительным. Он шумел и делал много лишних движений. Кофе, казалось, дало обратный результат. Араб пьянел.
Внезапно он грохнул по столу пачкой долларов. Оглядел нас и упал лицом в сукно. - Вероятно пасанул. – сказал Бес. - Все в рамках правил.
Затем сгреб валюту. Старательно пересчитал, сунул в карман. - Проверь пациента. – сказал Ивану.
Иван пощупал шею араба: - Тишина. Пульса нет. - Жмур. Так. Мда. – сказал Бес. - Нежданчик. Сидите здесь. Я распетляю.
5.
Иван нервничал и поглядывал в сторону барной стойки. Среди элитного пойла стоял тощий бармен и поглядывал в нашу сторону. В нем копилось подозрение.
- Думаю, - сказал я. – Партнер нас кинул. Обыщи-ка потерпевшего. Я позвоню кое-куда.
Иван аккуратно похлопал араба. Я полез за телефоном и нащупал блистер с таблетками. К своему огорчению, я достал Клофелин. Четыре таблетки отсутствовали. - Так, - сказал я. – Я ошибся. - Что? - Бес кинул не нас, а меня.
Я показал Клофелин. Иван показал кое-какую наличность, документы и ключи от номера. - Берем под локотки. – сказал я. – Отведем в опочивальню. - Я не таскаю трупы! - Расскажи мне. Взяли.
6.
Дверь открылась, но войти мы не смогли. Что-то мешало вносу тела. Я обратил внимание на атрибут басурманской культуры. Закрученные носки его туфель цепляли порог.
Наконец, мы оказались внутри. Покойник приземлился на кровать. Иван запер дверь. Я огляделся. В номере царило великолепное убожество вкуса. Цветы, чистота. А вонь, как будто беломориной чадили. Ненавижу полумеры.
- Здесь чувствуется высший класс. – сказал Иван. – Интересно, как у них с клопами?
Мразь чихнул и разразился кукаречным залпом. Затем стал долбить основание переноски.
- Видал. – сказал Иван. – Проголодался маленький, свое же говно жрет. - Скоро и мы так.
Я принялся шарить по номеру. Наткнулся на спиртное. Открыл бутылку наугад: - Махнем.
Иван подошел, взял стакан. Выпили не чокаясь. - Блять, ну и шмурдяк. – сказал Иван. – Начисли-ка еще.
В это время мелькнула тощая тень. Мне показалось, что это араб испустил душу и мы застали время интимной деинсталляции. Душа хлопнула дверью, щелкнула замком и просипела на каторжанском: - Будете жрать сечку, бляди.
Стало ясно, откуда эта папиросная гнусь. Пока мы волочили араба, Бес рыскал по номеру. И меня подставил и басурмана вставил. Управился, значит, скот.
- Слушай, - сказал Иван. – Эта гнида нас заперла. Ключами араба. - Прекрасно. Ты, я и покойник. Патологоанатомическое дежавю. - Старик, - Иван хитро прищурился. – Ты забыл про карты. - Иди ты в задницу со своими картами. Может, свалим через окно?
Иван открыл окно, переломился через подоконник: - Хрен там. Не выползешь. А людишки-то свободно себе ходят, счастливчики!
Он плюнул вниз, стал следить за реакцией. - Ладно, - сказал я. - Звони, на рецепцию. Вызывай стюардесс. Я пока начислю. - А что сказать? - Без разницы, в любом случае все пропало.
Мы разбрелись по разным сторонам. Я стал копаться в бутылках. Ничего ближе Столичной не нашел. Заграничная Столичная. Как будто плюнули в душу. Я налил.
- Так все-таки – вернулся Иван. - А не сыграть ли, нам смеха ради? - Ладно. – сказал я. – Давай в Пьяницу. - Узкие, старик, у тебя интересы. – он опрокинул стакан.
Мы переместились в комнату. Неожиданно Иван перевернул араба на брюхо. - Давай-ка по нашему, по-каторжански. - Сыграем на Мразь.
Мы сели по бокам и принялись резаться в карты на спине покойного.
7.
Иван потерял декоративного петушка. Я завернул Мразь в пиджак. Иван отказался отдавать контейнер. По его словам, ящик не ставился на кон. -Называй любую цену против петуха! – крикнул Иван.
В дверь постучали: - Обслуживание номеров. - Заходи. – сказал Иван. - У вас заперто. - Ломай дверь. - Что? - Не можешь отворить – проваливай. Давай следующую.
Щелкнул замок. В дверях стояла официантка из бара. В руке ведерко, из-под фартука сдобные ляжки. - Вы воры в законе что ли?
Мы переглянулись. Лицо Ивана треснуло подлой улыбкой. - А что ты знаешь про воров, маруха? - В сериале видела. Вы так в тюрьме играете. Я сразу поняла. - А, - сказал Иван. – Значит в теме. Заходи, раздевайся, ложись. - Это зачем? - Короновать тебя будем. Так требует древний воровской обычай. - Так сразу? - Чего тянуть-то.
Она закрыла дверь, вошла. Поставила ведерко на столик. Боязливо растаращила густо подведенные глаза. - Что в ведре? – спросил я. - Абсолют со льдом. Как заказывали. - Кто заказывал? - Я, старик. – сказал Иван. - Араб угощает. Ближе к телу. Какого размера твои соски? Это важно. - В сериалах было не так. - К черту сериалы. Твое имя? - Маша. - Мария. Хорошее имя, красивое, библейское. Тебя необходимо распять. - Что? - Ложись на кровать крестом.
Иван нетерпеливо спихнул безвольное тело. Раздался глухой стук. Араб пошевелился и сел. Иван в ужасе отпрянул. - Опущенный очнулся. – сказала Маша и расхохоталась. - ?! - сказал Иван. -… - сказал я. - Изюбебе ильмеляоне! - сказал покойный. - Порке хорсано, блять!
8.
Араб бросился к клетке. Порылся на дне, достал тряпочку. Развернул. Его руки задрожали, он расцеловал содержимое. Затем глаза закатились к потолку: - Льхам да’лла!! - Странные у них обряды! – сказал я. - А я предупреждал, - сказал Иван . - Эта птица - пророк. - Ты говорил оракул. - Плевать. Мразь священна. Кстати, верни его. - Ты проигрался. Пожалуй, я прожарю твою курицу на гриле. - Он тебе не курица! - Мальчики, вы короновать меня будете? – вмешалась Маша.
Иван хищно поглядел на Машу. - Послушай, девочка, молчать умеешь? - А то. - Смотри мне. Я вот только недавно едва не шлепнул одну. Полночи за ней гонялся. Ушла по трубам. Я очень огорчился. - Вы что ее за коронацию хотели убить? - За коронацию? Я даже имени ее не знал. Но сам факт… - Значит так, - прервал я. – Покойник очнулся, жрет говно. Аппетит есть. Жить будет. - Да, - спохватился Иван. – Нам пора. Маша, займись черножопым. Сделай из него человека. - Правильно. – сказал я. – Упакую курицу и валим. - Стой. – сказал Иван. – Раскинем напоследок. Против оракула ставлю Машу и Абсолют. - Вот хамло! – сказала Маша. - Абсолют?
Иван раздал карты. Мы тут же вскрылись – ставки могли дезертировать. - Ку-каре – сказал вдруг пиджак. - Старик, - сказал Иван. - Я предупреждал – Мразь-то оракул.
У него оказалось каре из Королей. Крыть было нечем. Иван распаковал петуха и сунул в контейнер. - Ну, ладно, нам пора. - Так что с коронацией? – Маша расстроено хлопнула ресницами - Оставь свой номер. – сказал Иван. - Я оповещу тебя малявой.
9.
Пиджак был в отвратительном состоянии. Я развернул его, обшарить внутренние карманы, перед стиркой. Нутро было густо замазано куриным пометом. К деньгам, решил я.
Говно бликануло. Что за черт? Я прищурился и вытащил камешек. Он пошел радужными переливами. Примета не соврала!
Я схватил телефон, набрал Ивана: -Алле, что с петухом? - Готов к ощипу. - Отлично, заеду на бульон. - Портвейн захвати. - Ага. Кстати… - Что? - Ты знал, что он срёт бриллиантами?
Дата: Воскресенье, 25.04.2021, 06:00 | Сообщение # 53
С.М.Е.Р.Ш. WoT, Stalker
Группа: Администраторы
Сообщений: 1783
Статус: В Зоне
Яйца (на кокурс).
Я развелся и съехал в трущобы. Снял комнату у одной деятельной старухи. Помимо ренты она гнала приличный продукт. Чрезвычайно популярный среди местных. Я оказался в их числе.
За распитие напитков на кухне в компании она брала с меня дополнительную таксу. Ее услуги изрядно сушили карман. Капиталистку звали Варя. Основательная баба лет шестидесяти.
Эта ебанутая семейка нагрянула вовремя. Я был пуст и трезв. Веселовские пришли со своим. Антон вытащил ноль семь из-под рубахи. Татарка Лиза держала пиво и Рудика. Безнадежно дрожащую тварь, ошибку селекции. Рудик шарахался собственной задницы, куда периодически совал сопливый нос.
Сели на кухне. Предположительно в долг. Антон принялся махать пойло стопками. Отработанная годами схема. У него с татаркой были сложные отношения. Из тех, что ведут к сломанным ребрам и запоям. Антон не любил скандалить. Поэтому стремился вырубиться прежде, чем Лиза откроет рот.
Скоро он размяк и стал крениться на бок. Я налил полный стакан и удалился в комнату. Подошел к чулану, открыл и спиной почувствовал взгляд. Обернувшись, увидел Рудика.
Псина тряслась, но смотрела в упор. - Что тебе нужно? - спросил я.
Рудик вздрогнул. Его качнуло туда-сюда. Затем он двинул в мою сторону, растаращив банки. Облокотился на мою голень и задвигал тазом.
Я был ошарашен. Эта крыса открыла в себе альфа самца. - Ладно, - сказал я. - Хочешь померяться яйцами?
Сунув руку в чулан, я вытащил утюг. Опустил Рудику на загривок. От удара его глаза выпали из орбит. Однако, самец упорно продолжал свое дело, болтая банками.
Я размахнулся и ударил второй раз. Его сплющило с характерным треском. Он утратил внешний вид. Перестал дышать и умер. Я победил.
Наскоро прикончив содержимое стакана, я заторопился. Лизе, например, может не понравиться мертвый Рудик. Я схватил поверженные мощи и засунул вглубь чулана. - Эй, что делаешь?
Я вздрогнул. Нужно вести себя естественно. Как будто ничего не произошло. Да, именно так. - Вышел подрочить. Накатило. - А ты смешной. - сказала Лиза. - Каким был в детстве. - В детстве я просто недоедал.
Татарка смотрела странно. Один из карих глаз пьяно сузился. - Я была в тебя влюблена. - сказала она. - Детские глупости. Тебе было четырнадцать. У тебя еще было пусто в лифчике.
Она подошла ближе. Встала на цыпочки, попыталась заглянуть мне за спину. Ее шатнуло в мою сторону. Я машинально схватил и крепко прижал ее к себе. Возраст не прибавил ей сисек. Но пизда-то была! Я стал потеть и возбуждаться.
У меня в объятиях была баба, а за спиной труп ее любимца. Я оказался между двух огней. - Эй, - сказала она. - Все как в детских мечтах! А я тут Рудика искала.
Чертов труп, казалось, жарил мне жопу!
- И поцелуй в них был детский? - спросил я. - Конечно! Вот такой.
Она сунула мне в рот толстый язык, полный слюны. Жадно завертела им, как змеей. Затем впилась в нижнюю губу. Господи, какое же у нее было жесткое детство.
- Ладно. - сказал я. - Поиграли в игрушки, хватит. Вернемся на кухню.
У моего друга оказалась бойкая жена. С самого детства. Я подумал, неплохо бы отодрать ее в рот. Ладно, к черту! Рудика выброшу утром.
***
Суббота началась со стояка. Я листал знакомые сайты. Искал чем от него избавиться. Когда я остановился на русских студентках в калитку затарабанили.
Натянув исподнее, я вышел. Их было двое. Похожи на микроцефалов. Только глаза осознанно наглые. Тот, что повыше сунул в лицо какую-то ксиву.
- Добрый день, вы Евгений Г. ? - Возможно. - Что значит, возможно? Вы не уверены?
Их голоса звучали убедительно. Я еще не знал, что стряслось. Может Лиза заявила? Интересно, сколько дадут за мертвую псину. - Проедемте с нами. Это ненадолго. - Ладно.
Я накинул рубаху и запер калитку. Соседи, зрелые алкаши, повернули к нам свои лица-баклажаны. Посмотрели так, будто были в курсе дела.
Меня привели в зашарпанный кабинет со столом и сейфом. Эти двое тут же принялись ломать комедию. Длинный играл хорошего: - Курите?
Он швырнул мне пачку «Винстона». Я перехватил ее, открыл: - Бросил. - Молодец. Давно? - Еще не решил. - я закурил.
В это время в игру вступил второй. Он подался вперед, наклонился вплотную. Стал говорить, брызгая мелкой слюной мне за воротник:
- Ладно, ближе к делу. Что вам известно относительно Кости Г. ? - Что? Какой кости? - Где твой дядя, рецидивист Гагарин, сука? - А-а. - сказал я. - Он умер. - Как умер? Где? - Кажется, в Греции. - «Кажется» говоришь? То-то мы не можем его найти. Ладно, погоди немного.
Меня вывели и усадили на стул, оставили одного. Зазвонил телефон. - Алле. - Ты где? - спросила бывшая жена. - В тюрьме. - Боже, я знала, что этим все кончится. - Кажется, я совершил убийство. - Ты?! Убийство? Ты даже выебать меня не мог, как следует. - Послушай... - Заткнись. В чем тебя обвиняют на самом деле? - Они выжидают. Хотят сломать меня. Интересовались дядей. - Назови адрес. Я приеду, заберу тебя.
Всю дорогу она перечисляла мои недостатки. Их было достаточно много. Перед самой калиткой Вита закончила словами: - …и весь твой сраный хлам.
Этой фразы я не понял. Потому что не слушал. Хватило трех совместных лет. - Что? - Ага. Тебе плевать на то, что я говорю. Из-за этого мы развелись. - Допустим. - Короче, ты увез кое-какое белье. Я заберу. - Валяй.
Она заперла тачку и мы направились ко мне. Соседи сидели на своих местах. Их лица вытянулись при виде нас. Стеклянные глаза и ни блеска, ни отражения. Где их чертовы души? - Хуй вам, козлы. - сказал я, проходя мимо них. - Кто это? - спросила жена. - Хорошие люди. Познакомлю? - Спасибо, не надо.
Мы пересекли короткий двор и я отпер дверь. Внутри царил покой, лишь из щелей слегка тянуло бражкой. Приятно вернуться туда, где тебя ждут. Я открыл ноль пять. - У тебя ничего не меняется. - начала Вита. - Бардак и пойло. - Слушай, - взорвался я. - Чистоплюи – люди с мелкой душой. Забирай свое и проваливай. - Да и запах, будто сдох кто. - Это носки. - Ты до сих пор прячешь грязные носки в чистом белье?! Где белье?
Вита оглядела комнату. Ее взгляд уперся в чулан. У меня вспотели ладони. Сейчас она полезет туда. Я поставил стакан. Это было суровой необходимостью. Я шагнул, перехватил ее за талию. Присосался к осточертевшим губам. Вита секунду тормозила, затем попыталась оттолкнуть меня. - Что ты делаешь, скотина? У меня есть мужчина. - Не ври. - сказал я. - Когда тебя ебут – ты добрая. - Отпусти. - голос терял тональность.
Вита боролась до тех пор, пока я не стянул с нее джинсы.
***
Наконец, я смог налить. Вита лежала поперек кровати. Ее соски до сих пор не утратили ориентации относительно тела. - Может, начнем с начала? - спросила она. - Пусть в этот раз все будет не… - Не могу. - отрезал я. - Почему? - У меня совместный ребенок. С другой женщиной. - Скотина, видеть не могу.
Вита торопливо оделась и громко хлопнула дверью. Я добился своего – она не полезла в шкаф. Лицо невольно перекосило. От собственного цинизма и пойла. От второго больше – я махнул залпом. - Ну что, сукин ты сын, выползешь на стопку? - сказал я в сторону чулана.
В это время в калитку постучали. Вита могла опомниться и вернуться за шмотками. Я натянул шорты и вышел.
Снаружи стояла Лиза с каким-то хмурым мудаком. От него разило мочой и безнадежностью.
- Привет. - сказала Лиза. - Я за Рудиком. Мы его вчера забыли. - Привет. Я…
Мудак шагнул и засипел: - А Варя есть? - Нет. - сказал я. - Ее дверь с обратной стороны дома. - Послушай, друг. Мне всего чекушку… - Это не ко мне, блять. Проваливай.
Он топтался на месте, не уходил. Пришлось пустить Лизу в дом. Меня удручали те, кто смог пасть ниже. За последние два дня они излишне накопились у крыльца самогонщицы. Куда она пропала?
Лиза присела на кровать. С интересом поглядела на бутылку. - Как муж? - я разлил. - Мы поссорились. Он уехал. На время. Слушай… - Что? - Вчера. - Лиза закурила. - Мы ведь целовались с тобой по-настоящему.
Я опешил. Что она хочет этим сказать? Разболтает мужу и рассорит нас? Или это легкий намек на продолжение? - Мне часто снится, как меня берет толпа мужчин. - она выдохнула дым. - Во все дыры. Грубо. Жестко.
Господи, что творится в голове этой бабы? Нужно держаться от нее подальше. Я молча разлил, закурил.
- Погоди, - воскликнула она. - А не мог Рудик заскочить в чулан? - Нет, - сказал я и взмок. - Давай проверим?
Я снова оказался у края черты, за которым следует разоблачение. Лизу срочно нужно было отвлечь, занять чем-нибудь. - Сосать будешь? – спросил я. - Что?!
Я подошел к ней, спустил шорты. Лиза ошарашенно глядела. Через пару секунд она впилась и стала работать. У нее оказались незаурядные способности.
Скоро Лиза привела меня в рабочее состояние. Я с усилием оторвал ее от дела. Поставил на кровать и задрал юбку. В конце концов, мы с Веселовским часто не сходились взглядами. У Лизы была довольно тощая жопа и наскоро бритый лобок. Какой коварный ход. Женщины заблаговременно планируют блядство. - Отхлестай меня. - закричала Лиза.
В этот момент я поймал на себе взгляд. Как будто за нами наблюдали. Фиксировали нашу половую тайну. Из-под кровати на меня таращился глаз. Чертова псина со своими запчастями! Я попытался пнуть глаз ногой. И поскользнулся. Упал я довольно громко, больно растянувшись на полу. Лиза стояла раком на кровати. Теперь на меня пялилось ее натруженное нутро. Настроение резко упало.
- К черту! - я поднялся и налил себе. - Эй, что случилось?
Лиза не двигалась, ждала продолжения. Однако на меня ее лобковые чары больше не действовали. Я закурил и натянул шорты.
- Я так не могу. - сказал я. - Твой муж - мой друг. Уходи.
Тогда она в бешенстве подскочила с кровати. Татарская кровь, излишнее проявление досады. Скандальчик. - Ты не мужчина, нет! Даже выебать меня не смог, как следует!
В меня уже бросались такими словами. Женщины похожи в своих оскорблениях. Особенно, когда рушатся их детские фантазии.
Я сел в кресло и выпил. Подождал, пока Лиза обиженно хлопнет калиткой. Поглядел на чулан. Слишком много хлопот из-за этой каморки за последнее время. - Выползай уже! - крикнул я.
Дверь чулана скрипнула. Наружу посыпалось разное шмотье. Чистое и грязное вперемешку. Так же вывалился кусок ДСП и человек с жидким волосом.
- Ты опасный тип, Джонни - сказал он. - Ебешь и крошишь всех входящих. - У нас вся семейка такая. - ответил я. - Ебем и крошим. Начисли дядьке пару капель.
Он присел, отодвинул снедь, продул стакан. Стал насвистывать некий унылый мотивчик. Худой как скелет, дядя никогда не закусывал. Как он умудрялся выжить?
- Блять, я уже три дня не пил с живым человеком. - он махнул стакан, закурил.
Сквозь вонь его папиросы пробивался посторонний смрад. Комната была уже прилично грязной. Домовладельцы в таких случаях гонят жильцов пинками. Я стряхнул пепел на пол:
- Надо бы вынести псину. - Забудь. - дядя хлопнул в ладоши. - Начисли-ка еще. Не создавай простой стакана. - Меня это волнует, черт подери. - я налил. - Ладно, если хочешь знать, – дядя махнул. - Псину забрала Варька. Увидела потроха с яйцами, утащила на свои нужды.
- Что?! Как она догадалась? - Варя - престарелая развратница. Ты не знал об этом? Копалась в твоих вещах. Нюхала трусы. - Блять… – я замолчал. - Но у нее шикарная толстая жопа. Много жопы. Я такие объемы ни разу в жизни не держал в руках. - Послушай, она пропала, ее ищут всем гадюшником. Синяки атакуют мою… - Наливай, наливай, - оборвал дядя. - Хуле пиздеть-то? Не лезь в чужую жопу.
Из каморки дяди Гагарина смердело. Я поднялся, подошел вплотную. Как много мы знаем о людях? О том, что они скрывают…
В пизду чужие скелеты. Я запер чулан. Своего дерьма хватает.
[ принято к публикации 13:02 22-08-2013 | Na | Просмотров: 974]
Пролог
А потом эта сука мне сказала: - Будешь в шоколаде! Такие девушки! Кстати, что ты посоветуешь на вечер? Мартини или коньяк? - Какие девушки? — спросил я. - Да вот… Позволь представить — это наша Елена. Ну разве не Прекрасная?
Затем она указала огрызком маникюра на меня: - А это... - Троянский. - Разве? - Ну разве не конь? - ?? - Прошу прощения, вырвалось.
Она нахмурилась:
- Что за паскудное чувство юмора. В общем, вы летите одним рейсом.
Через бабушкины очки на меня застенчиво смотрели серые глаза. «Последняя девственница районной библиотеки» — подумал я тогда. Гораздо позже окажется, что у Елены есть наколка, ребенок и феня. Очки исчезнут. Я почувствую в ней родного человека, земляка. За что сразу возненавижу. Первая фраза богини пыльных книг будет: - Какие же они ублюдки, эти ёбанные греки.
Но тогда, в офисе я поверил старомодным очкам.
- И еще — она строго взглянула на меня. — Надеюсь вы не пьете? - Конечно! — вяло возмутился я. — Я же ответственный человек.
Перед отлетом был коньяк. В аэропорту водка. В Стамбуле восьмичасовое ожидание следующего рейса. Арабы, китайцы, африканские князьки. Душная курилка. Пиво...
1. За три месяца до...
Этот разговор назревал давно. И, как всякий давно назревающий разговор, состоялся неожиданно для меня. Мы сидели за столом и курили. В открытое окно врывался смог шоссе и смрад придорожных контейнеров. Я нарочно забыл предложить выпить.
- Понимаешь, теща совсем плешь проела. Поэтому мы тут подумали с Ирой… — и он виновато отвел глаза.
Ну вот и все, подумал я. Меня попросили. Но как! Не гнали ссаными тряпками, нет. Меня выпроваживали под локотки, как любимого, но лишнего родственника. С почестями. Освободите квартиру, уважаемый, вы не рентабельны. - Да. — сказал я. — Понимаю.
Мы помолчали немного, выкурили по сигарете. Разговаривать было не о чем. - Ну, я пойду? — с надеждой спросил он - Ну, пойди. — с безразличием ответил я.
Хлопнула дверь. Квартира укуталась тишиной. Лишь из угла выла в потолок стая пустых бутылок. Пришлось признаться самому себе — вы, сударь, спились. Эх, любовь моя, надеюсь ты этого не видишь. Жизнь лишь сон. Дурной сон... Мне стало противно. Захотелось бежать без оглядки. Оставить далеко позади холодное безразличие мрачной высотки, алкоголизм. Депрессию и безнадежность. Грусти вечный след в зеркале. Поэтому я выбросил в улицу свое измятое тело. Точнее — вжался в потрепанное кресло. Открыл бутылку водки. Плеснул в стакан. Закурил. Вот по стене из окна бежит косая тень мимолетного автомобиля. Сонная муха стучит в такт секундной стрелке. За дверью нервничают алкоголики. Плачет чужой ребенок. Время остановилось. Господи, мне почти тридцать лет. Из них десять сознательной и четыре года трезвой жизни. Состояния не нажил, детей не зачал, революцию не сделал. Все мое движимое имущество — это горсть вещей в чужом чемодане, непогашенная судимость да пара недописанных рукописей. Рукописей на которые возлагались большие надежды. Которые она с таким упоением редактировала. Если был я счастлив в жизни этой, лишь тогда... Есть еще балаганные стихи затерянные в паутине интернета. А что за душой? Что я имею за душой? Грязь, мрак, страх, ничего святого. И абсолютная безнадежность. Только память бередит иногда сердце. Для долгов у меня нет наличных. Более того финансовые дела находятся в той стадии, когда одолжить уже не у кого. Несколько раз я всерьез обдумывал, в порядке духовного падения, распил государственного имущества, ограбление инкассаторской машины и едино разовый трафик марокканского гашиша. Планы не сбылись: страна распилена донельзя; подельники мои оказались не готовы трезветь для мероприятия с инкассаторской машиной. Что же до гашиша, то за неделю до перевозки главный поставщик уехал греть нары. Облако сигаретного дыма плотным кольцом взяло мертвый цветок в горшке, растеклось по потолку, заставило морщиться. Я вышел на балкон. Открыл форточку. Запахло озоном. Дождь размыл очертания улиц. Под окнами дома двое били ногами третьего, а четвертый дергая за пуговицы объяснял старухе:
- Он в натуре попутал, мать, так сигареты спрашивать...
Я задумался. Что дальше? Чего ждать от жизни, когда ничего не хочется? Здесь нет надежды на завтра, потому что сегодня до сих пор не настало. Мы живем во вчерашнем дне. Мой круг общения отличается той странной дерзостью, какой раньше отличались гусары, вопрошая: «Вы в каком полку служили?» Теперь этот вопрос звучит: «Вы по какой статье сидели?» Для золотой молодежи к этому возрасту все свадьбы сыграны, все роли разыграны. Для моих друзей естественны две позы — сидеть или лежать. В тюрьме или в земле. На столе зазвонил мобильный. На экране надпись — Вячеслав. Совершенно неожиданно... Предательски задрожали пальцы. Алкоголизм не шутка. Надо завязывать. Утешил себя тем, что это от волнения. В самом деле, при чем здесь спиртное? Сонм воспоминаний зашелестел картинками былого. Много всего в считанные секунды. Телефон продолжал звонить. Я очнулся и нажал зеленую кнопку.
- Алле? - Привет, братуха! - Ты жив?! - Спасибо, Вашими молитвами. - Как ты? - Вскрытие покажет. Перестань частить банальными вопросами. - Ты где сейчас? - В Греции. Собирайся и вылетай. - Ты звонишь с Киевстара. - Значит не задавай глупых вопросов и приезжай к моей матери. Завтра. Вечером. Вова заедет за тобой. Или ты снова купил машину?
Короткие вспышки в памяти. Дерево в разбитом лобовом стекле. Женский крик. Кровь на шортах. Швейная игла штопающая нитью рваные края брови. Сигарета с кровавым ободком на фильтре, справляющая ожидание помощи. Мерзкий запах в ночной больнице.
- Нет. Мне за руль держаться некогда. Я усугубляю. - Ясно. Ну до встречи.
Как только я положил трубку в дверь постучали. Я ждал. За дверью не сдавались. Выхода не было. Впрочем, как всегда. На пороге стоял Костик Пустовей. Человек тотально бесполезный, бестолковый и необязательный. Единственной причиной нашего общения было интеллектуальное удовольствие, которое я получал слушая его нескончаемые идеи, гипотезы и суждения. Костик был начитанный сукин сын и за словом в карман не лез. За его интеллектуальное сумасшествие, я прощал ему бытовое свинство.
- Слушай, — начал Костик, не отягощаясь приветствием. — а я проходил мимо, гляжу кто-то курит у тебя на балконе, думаю ты это или не ты?
- Нет, не я. - И сигарет у тебя стало быть нет? - Конечно. - Грустно. У меня одна осталась. Покурим.
Костик просочился в прихожую и взял курс в сторону стола.
- Господи, что за дрянь ты пьешь?
И он допил остатки водки одним залпом. Приблизительно треть от первоначального объема. Закусил шампиньоном из банки. Закурил и посмотрел на меня взглядом старого заговорщика, решившего спалить сортир соседа по даче.
- Я все понял, Джон. Это оказалось чертовски просто. Я их раскусил.
Я присел на диван и достал пачку с сигаретами.
- Ага! — воскликнул Костик. — Бонусы из парусиновых штанин! Я стрельну у тебя одну. Пару. - Ну рассказывай, кого ты раскусил. - Их! Биочерви! Биочерви, которые автоматом пасутся в странах третьего мира, а живут исключительно в цивилизованных. Мы здесь — говно для этих червей. Они существуют за счет этого говна. То есть нас. - Ты вчера об этом курил или сегодня? - Времени не существует. Ну допустим вчера. Это что-то меняет? - В твоем случае конечно не особо. - Но это все пустяки. Труха бытия. Я нашел выход из всего этого дерьма. У меня есть план. - Поделишься? - С каждым днем я открываю новый мразеологизм етого мира. Собираю хоботки. Готовлюсь к трансформации в сумасшедшего. Присмотрел себе тихую спокойную клинику. Находится на Аляудах. Там хорошо летом. Аллеи и большие акации. Под акациями деревянные скамеечки. На них неплохо сидеть и представлять себя эгрегором внутренних возмущений. Кормят три раза в день. Меня устраивает. - Молодца. - Но возникают дополнительные риски. Если внутренние возмущения будут избыточными они могут просачиваться в окружающее пространство. Тогда это могут заметить лекари. Меня прихватят и зачехлят в рубашку с рукавами на спине. Нужно быть осторожным. - Хм… Это необходимо осмыслить.. - Что непонятного?! Я попадаю в сумасшедший дом. Ты с этим согласен? - Сто процентов. - Там я пускаю пузыри ртом и нервно подергиваю левым мизинцем, делая вращательные движения. За это меня три раза кормят и меняют белье на постели. - Неплохой вариант. - Днем я становлюсь тихим и вместо пузырей по подбородку течет слюна. Мизинец недвижим. За это меня выводят посидеть на скамейке под деревом. Так? - Да. Плюс бесплатные колеса. - Верняк! И когда меня оставляют в покое я начинаю хоботиться. То есть внешне я истекаю слюной, а внутри происходят жесткие вещи. Я превращаюсь в эгрегора внутренних возмущений. Я выхватываю из астрала истину за истиной. - Шикарный план. - Но здесь, понимаешь, главное не переборщить, чтобы это не попало во внешний мир. Иначе крепыши в халатах меня прихватят. А я не качаюсь, ем три раза в день, постоянно теряю жидкость в виде слюны. Короче ето не верняк. Дополнительный риск...
Костик оборвал ход мысли, поерзал на стуле, глянул в мобильный. Бросил тоскливый взгляд на пустоту в бутылке.
- Забыл, мне же нужно было найтись с одним человеком. Почти успеваю. Не прощаемся.
Удивительно, но визит Костика окончательно убедил меня в необходимости перемен. Неважно каких. Хороших или плохих. Важно дальнейшее движение. Здесь я почти приплыл. Ведь не один раз задавался я вопросом — за какие грехи дано мне вариться в этом котле? Доколе? Меня окружали преступники, подонки и шизофреники. На протяжении всей жизни я стремился стать одним из участников интеллектуальной регаты. Прочел всего Стендаля, Пруста и Селинджера. Знал наизусть Маяковского и Есенина. Свободно говорил на языке Набокова. Чем лишь усугублял свою позицию в обществе.
- Ты рожу свою в зеркале, когда последний раз видел? — спросил меня как-то мой друг Паша, следователь, после откровений про литературу за бокалом пива. - Да рожи-то у нас у всех хороши — разочарованно парировал я. - Вот именно. Задумайся над этим. - А чего задумываться? Каждый умирает от того к чему стремится. Быть может я хочу умереть за полет своей мысли? - Полет мысли говоришь? Хочешь я тебе покажу, где твои мысли летают? - Сделай такую милость. - О чем ты думаешь, когда слышишь песню Песняров «Вологда»? - Запамятовал. - Шлю я ей за пакетом пакет Только нет мне ни слова в ответ. Значит надо иметь ей в виду - Сам я за ответом приду.
- Ну хуле, барыга из Вологды кидает на лавэ поставщика из Иссык-Куля. Поставщик предупреждает — найду — ответишь за базар. Вернее его отсутствие. - Вот видишь! — Паша постучал пивным бокалом по столу — Обрати внимание в какой плоскости лежат твои шутки. А ведь в каждой шутке — сам знаешь. Говорю тебе — задумайся над этим. Пока над тобой не задумались за тебя.
- Это официальное заявление от правоохранительных органов? — сощурился я. - Это совет от друга, дурик. От того, кто тебя любит, как брата. - Как Остапа, которого никто не любил кроме уголовного розыска? - Угу. - Однако, по правде и Уголовный Розыск тоже его не любил. - Угу. — Паша пригубил пива. — Ну это от твоего незнания. Но как ты знаешь — незнание законов не освобождает от ответственности. После первого суда узнаешь, что такое дружба. Должен же тебе кто-то потом передачки слать. - Идите вы в жопу со своими профессиональными пошлостями, товарищ следователь. - Вот и я о том же. — согласился Паша.
Мне не хватало воздуха. Голова кружилась. Я хаотично дергался из стороны в сторону. Комната, в которой я находился, была многодверной. Я тщетно дергал за ручки. Ничего не выходило. С каждой новой дверью во мне таяла надежда. Я рвал воротник и что-то бормотал в горячем бреду. Жизнь моя прошлая, окаянная, мчалась в направлении обратном привычному ходу. Весенние ночи, когда казалось мне, что был я влюблен, сменялись пустыми зимами и депрессивной осенью. Первая любовь мелькнула рыжей девчонкой, мелькнул свет фонаря в уснувшей школе и мертвый подросток, повешенный на гимнастической перекладине. Голые вишни, усталый взгляд отца, товарищи по странным играм. Очередной покойник и шантрапа, сладкая шелковица, солнце сквозь густые кусты сирени. Ручка повернулась легко и неожиданно. Скрипнула и отворилась дверь. Где-то вдали Сандра пела про Марию Магдалену. Я сделал робкий шаг и обомлел. Передо мной раскинулась тихая гавань. И была здесь бирюзовая гладь моря, белый песок и чайки в небесной лазури. Был плетенный гамак меж накренившихся пальм. Зной и безвременье. Безлюдность и покой. Я сделал еще один шаг и окунулся в сладкий жар Рая. Сомнений больше не было. Я нашел свою дверь в Лето. Ой, вы го и еси, добры молодцы и прекрасны девицы, принц потерянного королевства нашел свой конечный пункт назначения. Следующая станция Лето. Убедительная просьба всем сочувствующим — приготовиться к выходу... Сквозь левое веко в сознание вклинилось солнце. Утро встретило назойливым похмельем. Я сел и оглянулся. На подоконнике покоилась мертвая муха, стены комнаты излишне давили на виски, музыка раздражала. Нет, все не так, но скоро будет по иному. Первый раз за долгие годы я почувствовал острый приступ оптимизма. Хотелось жить. Это несколько пугало. И этот сон… Этот дивный, больной сон. Быть может знак? Да, да, теперь все будет по-другому. Скоро я наконец найду свою дверь в Лето. Дверь за которой будет покой. Найду себя. И еще верну ее. Посмотрю ей в глаза и смогу сказать:
«Жизнь лишь сон, Любовь моя, Видишь клеет горизонт неба рваные края? Слышишь, ветер веет вечность Сквозь историй решето, На мгновений бесконечность Яркий сон даря про то»...
Что это? На секунду стало страшно. Затем я успокоился и решил записать строки. Забавно, к чему бы это? Чуть позже, через пару дней, когда я буду смотреть на огни мелькающих машин, курить и вспоминать счастливые мгновения, я пойму. Я буду в том благословенном состоянии, за которое благодарен судьбе, которое позволяет мне творить. Тогда я напишу ей:
Скрашу вечер, скрывши мысли, За безликостью тиши. Скоро встреча — мягкий рислинг Для не верящей души.
Кольца дыма мягко вьются, Серым мне рисуя осень. Я усну, чтобы проснуться, Ты придешь безличье сбросив.
Я с тобой найдусь впервые, Хоть знакомы мы лета. Были все пустыми были, Где не снилась красота.
Жизнь лишь сон, Любовь моя, Видишь клеет горизонт, Неба рваные края?
Слышишь, ветер веет вечность Сквозь историй решето, На мгновений бесконечность, Яркий сон даря про то,
Что с тобою мы знакомы Поцелуем невпопад. Жизнь лишь сон, бессилье комы, Дикий, дивный, сладкий яд...
Дата: Понедельник, 03.05.2021, 08:22 | Сообщение # 57
С.М.Е.Р.Ш. WoT, Stalker
Группа: Администраторы
Сообщений: 1783
Статус: В Зоне
***
Неподвижно сидя на диване я вспоминал и каялся. Вспоминал через похмелье, каялся сквозь гордыню. Всю свою сознательную жизнь я искал эту чертову дверь. Откуда во мне эта глупая ассоциация? Я не узнаю никогда. Все что дано мне, это вера в то, что когда-нибудь я открою ее и начну жить. Ведь разве можно назвать жизнью те дни, в которые ты просыпаешься с четким осознанием беды? Еще один день, как протокол. Еще один вырванный день календаря. Зазвонил телефон:
- Игорь Александрович? - Да. - Вас беспокоит компания Хостинг Груп. Меня зовут Лиля. - Кто? - Хостинг Груп. Лиля. - А, понятно. - я лихорадочно соображал. Возникла неловкая пауза. - У нас есть ваше резюме. - сообщила она. - Какая неожиданность... - Вы проходили собеседование с нашими специалистами два месяца назад. - Разве? Что происходит? Кто эта Лиля? Я встал и потянулся к пачке сигарет. Лиля что-то говорила. Я закурил и попросил повторить. - Вы прошли собеседование и зарекомендовали себя, как специалист по Ораклу с отличным знанием английского языка. Ах, вот оно что... Я вспомнил, как некоторое время назад менял профессию. Решил, что базы данных перспективны. Самостоятельно выучил SQL. Ознакомился с Ораклом. Набрался наглости и приехал в самую крупную фирму на собеседование. А затем охладел. В памяти возникли подробности диалога со Славиком. Вот почему так? Почему, блять, или все или ничего? И ты майся выбором, пока все не исчезнет, оставив тебя ни с чем?! - У нас открылось вакантное место, которое вас заинтересует. "Приезжай к моей матери. Завтра. Вечером." - Э-э. В данный момент я трудоустроен. - Мы можем вам предложить более выгодные условия. Вот стерва! Зачем рвать мне мозг соблазнами?! Я же могу согласиться. Но я уже решил. Каждый раз я выбирал эфемерность насущному. И сейчас исключение делать был не намерен. Прощай немытая синица, пичуга быта и рутины. Здравствуй, журавль, птица завтрашнего дня.
***
- Спасибо, но я доволен.
- Удивительный вы человек, Игорь Александрович.
И она повесила трубку. Сука. Я разбил четыре яйца в горячую сковороду. Нарезал хлеб. Сварил кофе. Закурил. Отвлекся на драму за окном. Доблестные миллиционеры брали наркопритон. Стоял неимоверный шум. Женский визг переплетался с мужской истерикой. Завтрак остыл. И все же я поел. Вышел на улицу и содрогнулся. Вдоль бордюров бесновался мерзкий осенний ветер. Кучка пенсионеров строила рыбу из игральных костей. Перед встречей со Славиком мне нужно было увидеться с Семеном. Пару недель назад он, как обычно предлагал очередную идею. Песочную и бесперспективную. И все же... Единственное место, где его можно было найти это пристанище отщепенцев и уркаганов. Частные владения Вадима Рогозы. Рогоза как обычно сидел в кресле напротив двери.
- Заходи, Джон. Тупи по тупому, тупи с нами, тупи лучше нас! - Здарова. - Кстати, Джон... - Шо? - Ты знаешь, что Леню ОБНОН взял? - С чем? - Со всем дерьмом.
И он громко рассмеялся. Я прошел в комнату. Вокруг телевизора сидело несколько человек полукругом. Скорее неожиданно для самих себя, чем по принуждению они смотрели что-то эстрадное и оживленно комментировали:
- Да это же Варум! Она по-любому сосала у Агутина, а теперь этим ртом поет нам здесь. Я нагло вклинился: - Мне нужен Семен. - Поразительно... - Что? - От Семена даже родители отказались еще до зачатия, жена ушла. Ты первый, кому он оказался нужен. - Я понял. Смешно. Но все таки? - Ты лучше позвони его брату.
Взял номер. Набрал.
- Алле. - Привет, Андрей. - Джон! Здарова-здарова... - Как там Семен? - Уже лучше. На прошлой неделе похоронили. - Что за тупой юмор у вас всех сегодня?!
В телефоне возникла пауза.
- А что смешного? Семен отхватил менингит и сдох...
Мерзкий ветер щупал кости, катал фантики между могил, играл на струнах ветвей диссонанс. Кажется, начинался дождь. Во всяком случае, что-то падало за воротник. Семен смотрел куда-то вдаль с гранитного надгробья. Говорили о долгах Семена. Затем молчали. Я нарушил молчание первым:
- Неужели это было такой проблемой? - Нет человека, нет проблемы...
Андрей прищурился, сделал глубокую затяжку и щелкнул окурком. Я ждал. У каждого из нас на секунду возник ветер печали растрепавший ворох воспоминаний. На высокольтном проводе мерзко квакнула ворона. Со стороны реки потянуло мазутом и потрошенной рыбой.
- Джон? - А? - Недавно я смотрел наши местные новости. И знаешь что? Наши кварталы назвали проблемной зоной. ПРОБЛЕМНОЙ, блять, ЗОНОЙ!! Требующей немедленного вмешательства властей и правоохранительных органов. Джон? Давай тоже сдохнем, давай избавим этот йобаный мир от проблем. Без нас им будет дышаться легче. Без нас они будут спать спокойно. Мы их ночной кошмар. Я не думал, что выйдет так... Что родного брата похороню и это... И это будет настолько будничным, что даже друзья не придут проститься... Потому что друзей мы похоронили раньше...
И он заплакал. Скупо и неловко. Содрогаясь и опустив глаза. Я молчал. В горле ерзал мерзкий ком. На дуще было мерзко и противно. Ведь и я не пришел. Да и не смог бы. Раньше наша дружба была скованна налетом легкого криминала.Теперь она поросла травою. В висках пульсацией обозначилась боль. Затошнило от нахлынувших строк: П.С.М От тебя осталась эпитафия Точенный гранит да красная рута. В альбоме моем твоя фотография, Куришь застывши, смеешься как-будто...
Не пришел я банально напиться, В день прощанья с тобою - не выл. Потому что с ушедшим проститься Не хватило ни воли, ни сил.
Не нарушу траву на тропе Не приду на Проводы... Не нужны мне, теряясь в толпе, Для поминок стандартные поводы.
****
Осыпался в память Осенней листвой Настилом на раны Забвенья покой
Еще один миг оставив чуть дальше, В слякоть цинизма метущейся фальши. С каждым ушедшим шагает на марше Еще одна осень. Становимся старше...
Я шел быстрым шагом вдоль пустынной улицы. Ну сколько можно? Все! Хватит! Нельзя столько времени быть в депрессивной прострации. Я уговаривал себя. Нужен компромисс. Нужна Отрада. И мне до боли захотелось услышать маринкин голос с редким русским акцентом и способностью говорить без пауз и запятых. Маринка была невысокой блондинкой с огромными голубыми глазами и потрясающей грудью. Когда-то понимание между нами возникло мгновенно. В первый же вечер я нагло стащил с нее трусы. Она была непротив. Настолько, что через неделю я увидел в ее глазах следы печальной влюбленности. Жаль, что я ее так и не смог полюбить... И я позвонил. После месяца пропажи в неведомом.
- Привет, солнце. - Дорогой! Привет! - Раздевайся и ложись на живот. - Что прям счас?! - Да. - Я счас не могу. Я на работе. У меня тут О.В. бдительная. - Ну, пускай раздевается и ложится на живот. - Что и она тоже?! Думаю ты нас двоих не потянешь. - Да. Пускай бдит голая, лицом в пол.
Маринка попыталась приглушить смех.
- У меня истерика!! - А почему это не потяну двоих?! - до меня наконец дошел смысл сказанного ранее. - Фуу, не могу аж слезы из глаз. Представила О.В. голую... - Неужели такое душераздирающее зрелище? - Не то слово! - Ты успокоилась? - Ага, просто почти отвлеклась от этого, но как вспомню у меня опять истерика. - Перестань. Это серьезное дело, когда О.В. бдит. - Она уже ушла. - Маринка все-таки выдержала короткую паузу и торжественно сообщила - Так что я раздеваюсь и ложусь.
Но меня уже несло:
- Представляешь как ей в молодости говорили - О.В. идем побдим пару чашек чая. - На животе! Ой, Игорешкин, у меня снова истерика!! - А потом О.В. удивленно вскрикивала: Ах, это у вас называется попить чаю?
(смех в трубке)
- Парень: Честное благородное - только чай. - Перестань!! - О.В. подмахивая в такт фрикциям: "Да, что же вы меня за идиотку принимаете, что ли??" Парень ускоряя паховые движения: "Честное благородное - только чай! Верьте мне О.В.! Вы же знаете как я вас уважаю!" А потом О.В. поправляя прическу замечала: "До чего же восхитительно попить крепкого ароматного цейлонского чаю в приятной компании!"
Марина прокашлялась и строго спросила:
- Дорогой! Ты понимаешь насколько это неправильно? - Что именно? - Я уже разделась и лягла. Не заставляй девушку ждать! Могу простудиться!!!
3. В шаге от.
- Самолет завтра в пять утра. Заказать тебе номер в гостиннице? - спросила она. - У меня есть телефон. Я рефлекторно смял уставшие купюры в кармане. - Не стоит. Тусанусь в зале ожидания. - Всю ночь? - У меня есть губная гармошка и шапка. - ?? - Посижу на присядках, сыграю собачий вальс, выбью слезу. Буду колотить деньги. Ее фальшивая бровь презрительно дрогнула. - Снова твой паскудный юмор. Как знаешь. Предупреждаю - сидеть всю ночь на жестких креслах неудобно. И привяжи бечевкой чемоданы к руке. Могут увести, если заснешь. Я нетерпеливо потер нос. Из окна вечерело манили кабаки Одессы. Спешить было некуда и это подстегивало. - Уверен, что не хочешь ехать в гостинницу? - Естественно. Сколько стоит? - Сто двадцать за ночь. - Спасибо, я переживу. - Оллрайт. Да, пока ты здесь, купи мне бумаги для принтера. Я вяло кивнул. - Упаковку - уточнила она. Видимо успела хорошо меня узнать за короткое время нашего общения. Мощенная булыжником дорога убегала вниз. Я порядком устал. Широта выбора и недоступность гастрономических заведений раздражали. Разнообразие всегда ставило меня в тупик. Отдавшись воле случая я попал в пустой армянский ресторан. Огромный зал напоминал аэродром, столики-самолеты манили накрахмаленными крыльями скатертей. Терзала искушенный глаз вместительная барная стойка. Хотелось есть, поэтому я заказал коньяк. С каким-то извращенным удовлетворением констатировал недолив. Затем официантка принесла селедку с лимоном и суп. Я прикинулся оскорбленным гурманом. Весьма неудачно. В ее глазах я видел сомелье, сгоревшего на работе. Наконец, по телу разлилась пьяная сытость. Из колонок зашуршала музыка - признак того, что скоро сюда потянутся посетители. Официантка скучала в углу. Заглядывал в зал педантичный администратор. Темнели окна, возвращая отражение. Хотелось прочувстовать грядущие перемены. Разложить по полкам эмоций. Зафиксировать едва слышный скрип открывающейся двери. Моей двери в Лето. Вместо этого память упрямо возвращала меня в недалекое прошлое... В тот вечер я решил не усугублять. Остановил выбор на пакете портвейна. До встречи со Славиком оставалось часов шесть. Холодильник обрадовал толщиной инея. Пришлось съесть бутерброд и запить портвейном. На глаза попалась стопка старых бумаг. Вспыхнуло и тут же погасло желание выбросить их в мусорное ведро. Я стал пересматривать. В них были какие-то записки, стихи и короткое эссэ написанное, казалось, вечность назад:
" В тесной комнате сознания..
Разум ощущает полное несоответствие своего состояния и окружающей действительности. Кто мы? Мы выпадаем из списков. Списков живущих в настоящем, которое было будущим в прошлом и будет прошлым в будущем. Окно девятого этажа выходящее на холодную улицу. Комната давит. Улица оскорбляется мерцающим светом звезд. Звезды манят своим величием низвергающим бренность обыденности. Почему влияние звезд на человеческий разум неодинаково? Почему именно в нас сидит та явно не вымышленная педантичными врачами шизофрения, болезнь…болезнь любви к звездам. Холодным, мерцающим точкам манящим к себе неотвратимой страстью… Неужели обыденность человека может выйти за рамки своей примитивной сущности и породить совсем уж больное мышление выпадающее из стройной матрицы инценденции живущих на рубеже эпох. Десятки лет, столетия, может быть тысячи лет… Какая граница? Откуда выпали мы, так бесцеремонно и несвоевременно осквернив примитивный ход бытия? Законы природы, эволюция, где есть место нашей общей болезни, людей не из этого времени… Несоответствие своего положения и острое желание причиняющее ноющую боль где-то в глубине груди, желание обрести свой мир который будет Свой… А может нет своего мира? Может наш мир это несоответствие без которого не может быть нас и всего что окружает нас и заставляет нас искать, искать, искать…. В вечном движении, пока есть место… Место где-то явно не здесь, место где-то там, среди холодных мерцающих огней осеннего темного неба, насмехающегося над мгновенностью человеческого стада… Вне поиска этого места нет места нам… Наше место в поиске, болезненном и совершенно алогичном, по отношению к современности….. Мы падаем для того чтобы осознать мерзость падения, вместо того чтобы принять знание о такой мерзости уже накопленное людьми. Ведь люди могут и ошибаться… Возможно именно эти люди могут быть больны, а вовсе не мы, построенные в батальон со звонким названием шизофреники… Задумываться дано всякому, но не всякий может задумываться…
- Эй, ты размышляющий о брутальности современного общества. Выйти из строя.. упасть.. отжаться… ты чувствуешь превосходство современного строя над твоим скудоумием? То-то же… Современный строй может любого из вас шизофреников заставить падать и отжиматься… падать и отжиматься, пока вы, сучата, не избавитесь от ваших маний или сдохнете загнанными лошадьми… Знаешь ли ты, мечтающий о полетах к далеким мерцающим мифам, что делают с загнанными лошадьми? Правильно - пристреливают… Значит, ты не настолько безнадежен.. и из тебя может выйти прок… Ну-ка пойди выдай по смете, правильные мысли о приоритетах человеческого существа… И чтоб никаких разговоров о несовершенстве данного мира… Мы следим за каждым твоим вздохом… Будешь правильно излагать, будешь получать кости… Нет… значит твои кости мы будем извлекать из тебя с особой циничностью и скармливать их тем из вас, которые оказались наиболее сговорчивыми…
Голоса в строю шизофреников стихают на грустной ноте… Неужели нет шансов? Некоторые прогибаются и уходят в матрицу инцеденции получая кости. Проходят время и рождаются новые шизофреники не признающие страхов предыдущих поколений шизофреников перед клыкастой пастью современности. Они не спрашивают почему. Слова среди них мелькают редко. Они отличаются действием. Действие порождает движение. Движение застывшее было на унизительной ноте костей. А кто мы? Шизофреники старого типа, или те новые, которые выпали дважды, сперва из стройных рядов матрицы инцеденции, затем из угрюмых рядов, сломленных шизофреников?... "
Я накатил, закурил и задумался. Теперь, спустя годы, я мог увидеть все это в другом свете, осознать подоплеку. Я не мог существовать без борьбы. Для борьбы нужен по-крайней мере враг. Я искал его в других нациях, в правительстве, в обстоятельствах. Никто не принял вызов. Моя борьба обратилась внутрь. Единственным врагом оказался я сам...
Она пожала плечами и удалилась. Мне стало неуютно. Всем своим видом она намекала на мою несостоятельность. Я поспешил расплатиться, пафосно отказался от сдачи и вышел на улицу. В купюрах обнаружилась значительная брешь. Гастрономические заведения наиболее полно обнажают социальный ранг. Успешным людям не нужно доказывать свою значимость. Они ограничиваются надменностью . Бедные же стремятся высокими чаевыми компенсировать свой низкий достаток...
- Где бумага? - спросила она. - Все закрыто. - Есть здесь один магазинчик... - Я понял.
Корыстная, настойчивая сука. Пришлось вернуться и купить бумагу. Купюры теперь я мог пересчитать на ощупь. После коньяка тоска в кармане смазывалась беспечностью рассыпавшихся мыслей. Сидеть на жестких сиденьях совсем не хотелось. Зачем, в конце концов, эти остатки денежной роскоши?
- Еще не поздно позвонить в гостинницу? - Передумал? - Вспомнил про геморрой.
Она вздохнула и потянулась за телефонной трубкой. Набирая номер спросила:
- Я тебе уже говорила что юмор у тебя паскудный?
Я стоял на остановке и наблюдал за проезжающими мимо маршрутками. Нужный мне номер все не появлялся. Зазвонил телефон.
- Алле, Джон! Срочно бери пефко, сигареты и приходи. Я почти договорился за койко-место. Осталось недолго. - Привет, Костик. - Оставь ты эти глупые расшаркивания! Я кое-что понял. В двух словах: события должны быть квантованы сверхидеями. Понимаешь? Квант, то есть частица идеального сознания, это сверхидея! Не забудь сигареты.
- Костик, я завтра улетаю. - Куда? - В Грецию.
Молчание.
- Ну и скажи мне, кто из нас двоих имеет больше шансов на койко-место? - Вопрос конечно интересный... - Джон, послушай. Я тебе скажу кое-что. Знаешь почему они сдохнут, а мы будем жить? Потому что они пожирают этот мир, а мы даем миру пожирать нас. Они уничтожают его, а без нас этот мир не может существовать.
- Да кому мы нужны в этом мире? - Ты еще вспомнишь мои слова. Держись там. Не прощаемся.
Мне вдруг захотелось кричать. Говорить долго, эмоционально. Высказаться. Но Костик положил трубку.
***
Маршутка оказалась переполненная. Чего же еще следовало ожидать, если ехал я с чемоданом? В салоне стоял шум. Кажется водитель не досчитался рубля. Живет в нас нечто фатальное. Мы долго считаем мелочь в маршрутке. Ошибаемся и спорим с кондуктором. Выказываем некомпетентность в арифметике. Но с легкостью ведем счет валютным миллионам тех, кто мчится в блестящих, тонированных иномарках. За окнами проплывала Одесса, прекрасная и уставшая от затяжной зимы.
- Фуршет! - А ви еще не вишли? - Фалеевская! - Ах, ви видите эти прекрасные ножки на Фалеевской? Если би не они, пришлось би вам таки возвращаться на две остановки. Ради них остановлю!
В который раз уколола тоска. Ведь мог я собирать эти словесные бриллианты. Шлифовать грани,безумствовать. Теперь уже не знаю, когда поставил на этом крест, с потерей любимого человека или после встречи с демонами подсознания...
4. Веня, Муза и духовный декаданс.
Этот день начался раньше, чем обычно. То есть часа в три. Мы прятались от летней жары на кухне у Максима. В углу отчаянно тарахтел вентилятор, за журнальным столиком Давид и Дима резались в карты. Давид терпел фиаско и нервно предьявлял:
- Нет, Кабзон, нельзя так играть! Это уже строгий рамс!
Я расматривал пистолет, материализованный неизвестным. Щелкал затвором, целился. Максим, наблюдавший за мной, лениво резюмировал:
- Ну все, Джон, ты попал. Теперь на нем твои отпечатки. Статья. Качай себе "Лесоповал" на телефон.
За журнальным столиком назревала драма. Давид пытался уличить соперника в мошеничестве, нервно сбивал пепел и хорохорился. Сошлись на смене игры. Подкинули монету.
- Будет решка. - выпалил Давид.
Монетка упала орлом.
- Хорошо, молодец. Давай еще. Будет решка.
Снова орел.
- Умница. Вот теперь давай. Решка.
Орел. Давид нервничал, язвил и радовался случайным совпадениям:
- Оппа, таки решка! Запахло жаренным кабаном!
В итоге он ограничился тем, что заявил:
- Хватит! Голова болит. Нужно лекарство. - Вот - Максим протянул ему пеньковую петлю. - Нет! - всполошился Давид, - Это лекарство от всего. Мне от всего не нужно.
Ситуацию разрядил Дима. Мечтательно шлепнув губами, он произнес:
- Так сладенького хочется... пифка бы... - Ну что вы, как алкоголики? - возмутился Максим. - Вечером возьмем, соберемся и посидим. - Да-да, - сказал Давид. - а сейчас нужно дунуть. Кабан, я знаю - у тебя с собой есть. - У меня всегда с собой есть.
Пиво мы все-таки взяли. Затем курили. Дальнейшее плыло в неясном тумане. Помню, Дима задумался, надвинув кепку на глаза, изредка издавал несуществующие звуки и ежился. Исчезал и возникал Давид. Подходил к Максиму со странными вопросами на предмет Виндоус. После напрасных попыток ответить, Максим взырвался:
- Давид! И обижать тебя как бы не хочется, но неужели ты дегенерат? - Просто тупой. - вставлял Давид и нервно трусил сигаретой. - Ну так купи себе тетрис. Зачем ты лезешь в такие глубины?
Исчерпав нервы Максима, Давид вплотную занялся мной. Все мы были сумасшедшие. Каждый из нас растил в себе свое собственное, индивидуальное сумасшествие. Давид развил теорию оптичивания. Она заключалась в том, что в следующей жизни мы должны быть птицами.
- Скоро ты оперишься, Джон, - говорил Давид, заглядывая мне в глаза. - Перья всегда выскакивают незаметно. А потом ты встряхнешь ими. Так как ты это умеешь.
Когда Максим включал музыку, передо мной снова возникал Давид:
- Ты слышишь, Джон? Уже играет птичья музыка.
Я вяло отмахивался, но Давид не отставал:
- Джон, где ты будешь зимовать? Ты будешь перелетать? Я ведь только что поймал тебя. Ты моргал по-птичьи. На твоем месте я бы зимовал в Италии. Это верняк! И еще - есть хороший вариант для тебя - гусь. Он звезд с неба не хватает, но всегда выходит сухим из воды! Ведь посмотри на этих ворон. Они без толку летают по кругу. Нет, это не верняк...
Дима задумался излишне прочно. Максим углубился в Сталкера. Давид вывел меня под локоть в огород, где над пахучими абрикосами тлели звезды и продолжил:
- Или вот дятел. Дятлом быть верняк. Во-первых он постоянно долбит. Нормальный человек после стольких сотрясений мозга стал бы идиотом. А мозг дятла к этому приспособился. То есть когда он стучит - он нормальный. Значит когда он останавливается - он тупо гений!!!
Неожиданно запел петух. Его сонный голос прокатился по окрестности, застыл на трагической ноте и стих. Давид тут же поспешил откоментировать:
- А вот, к примеру, петух. Полпервого. И тут его осеняет. Время пришло. Он вступает в игру на три минуты. И понеслась. Он выбалтывает все. Выдает все. А затем снова засыпает.
Мне стало хорошо. Я почувствовал прилив творческих сил. Понял что следует ретироваться. Ушел не прощаясь. В холодильнике оказалась початая бутылка. Еще один повод для творчества. Я наливал, задумчиво глядел на стакан и залпом выпивал. Меня неудержимо мучил вопрос алкоголизма в русской литературе. Почему так? Я бороздил интернет, читал статьи о Венедикте Ерофееве, интервью. Забывался на некоторое время, затем продолжал. Помню как кто-то отчаянно пытался дозвониться мне на мобильный. Я поднимал трубку и ругался:
- Почему мне звонят всякие люди? Обьясни мне? Ты человек? Зачем ты мне звонишь? Я найду тебя и побью!
Затем мне хотелось курить. Пачка лежала возле пепельницы, перегруженной окурками. В желтом свете настольной лампы она казалась гротескным ежиком. Затуши в ней еще один окурок и она обиженно скроется за тумбочкой, оставив после себя серый шлейф пепла. Кажется пытался писать что-то вроде:
" Мысленно я поморщился. Китаянка не понимала меня, а я не понимал ее. Единственное, что нас связывало - это чай, пахучий и терпкий. Звякнули подковы. Кто-то решил нарушить наше душевное единство, выраженное через листья чая..."
Затем удалял и начинал заново. Водка неумолимо заканчивалась. Ночь обещала быть долгой. Утро будет еще дольше. Я решил, что разбудит спящую музу именно сегодня. Сегодня или никогда. Мне показалось, что я смотрю на бутылку слишком долго. Если внимание на предмете концентрируется достаточно долгое время - предмет становится необходимостью. Необходимость требует прилагательности. Выходит, задержка взгляда на бутылке привела к необходимости приложиться к стакану. Хорошие слова! Их следует записать. Вместо этого я выпил. Время тихо отсчитывало секунды тихими щелчками настенных часов. Где же муза? Я задумался над сутью бутылки. Суть бутылки - водка. Водка формировала в моей голове сюжеты. Умрет бутылка - водка начнет разлагаться, пропитается трупным ядом. Без живой бутылки, в которой будет свежая водка, не будет сюжетов. В голове возникла картина, где я держал бутылку за горло, а бутылка держала за горло меня. Диллема! Я не любил, когда меня держали за горло. Интересно, как решал эту дилемму Ерофеев? Держала же мертвой хваткой его гениальный кадык водка. Я почувствовал, как кто-то укусил меня за палец. Это была сигарета. Она тихо истлела, коварно подобравшись к пальцу и больно ужалила. Из-подтишка. Я с остервенением сжал окурок. Теперь я держал сигарету за горло. Теперь ее черед страдать. Сигарета потухла, испустив прощальную струйку дыма. Я прицелился в пепельницу, но та в самый последний момент отскочила. Промах. Пепельница победно застыла на месте. Заносчивая сволочь. Я решил, что расправлюсь с ней. Но позже. Когда придет время. Сейчас у меня есть другие дела. Это мой кризис творчества.
- Никакого кризиса нет!
Я поперхнулся водкой и закашлял на лампу. Лампа угрожающе зашипела. Этот вид ламп довольно агрессивен.
- Чего? - Я говорю, что никакого кризиса нет. И даже полное отсутствие отсутствие всякого кризиса.
На диване сидел человек в строгом костюме. Распахнутые полы пиджака открывали взору белую рубашку. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, давая свободу горлу. Подумалось, что открытое горло кричит о полной неосведомленности человека. Неосведомленности о том, насколько цепкий хват у коварной бутылки. Человек был стар. Его голову покрывала густая копна седых волос, из которой виднелись большие добрые уши. Седой была так же небритая щетина. Лицо человека покрылось морщинами. Лишь голубые глаза сияли молодым огнем, спрятавшись в темных впадинах глазниц. Некоторое время я изучал человека.
- Веня? Ерофеев? - Так то оно может быть и есть, но только совсем ничего не меняет, абсолютно нисколечки. - Что?
Музыка которую слушаем (2576)
