Будет много букв, но постараюсь покороче. Меня иногда спрашивают совзводники по скайпу: будет ли продолжение Игрушек и стоит ли нам чего-нибудь ждать к новому году? Дело в том, что так уж сложилось, что я писал и выкладывал очередные Игрушки к новогоднему празднику. В этот раз мне размещать нечего. Да, я начал писать восьмые Игрушки, но они застряли на начальных главах. Дело в том, что прежние рассказы были своего рода отображение того, что происходило на форуме, но поскольку, форумная жизнь практически затаилась, то и освещать в Игрушках, как бы нечего. Это с одной стороны. С другой - теперь как бы проще, - есть возможность заглянуть чуть дальше обычного развлекушного сюжета. Что из этого выйдет? Посмотрим.
На днях переписывался в скайпе с Игорем Боцманом. Я ему два месяца назад отправлял начало моих новых Игрушек. Он извинился, что до сих пор их не прочитал - на то были причины, - дай Бог ему здоровья! В течение пяти лет мы с ним в скайпе обсуждаем свои креосы. Так было и когда он писал Дарственную от Сотоны. Начал он её бодро, а потом закинул. Дело в том, что основная беда всех коротеньких рассказов в том, что их нужно долго придумывать, но очень быстро записывать. Идея этого рассказа мне очень понравилась и я даже набрался наглости, предложил ему подробный план этого креоса. При этом заверив его, что на соавторство не претендую. Он, как бы согласился, но сделал всё по-своему, как виделось ему. Жаль, конечно, что не получилось совместного креативчика, но он, в конце концов, как автор, посчитал, что так будет лучше. Ну а поскольку у меня оставался альтернативный план и столько времени этому было посвящено, я решил написать по мотивам его Дарственной своё Зерцало грешного. Те, кому интересно, знают, я размещал его здесь, просто я напомню вкратце сюжет. Геннадий Вострыкин жил тем, что удовлетворял за деньги престарелых дам. И вот с очередного сеанса он принёс домой водку и сало, завёрнутое в некий древний пергамент. Тут у него и начались неприятности. Утром, не аккуратно опохмелившись, он его скурил и вскоре оказался в дурке. Хозяин пергамента старый профессор остался ни с чем, но подполковник Исаев, каким-то неведомым способом узнал, что и обычный флюорографический снимок Вострыкинских лёгких вполне может заменить манускрипт по предсказанию будущего.
Боцман уговорил меня разместить Зерцало на одном окололитературном ресурсе. Через какое-то время я решил разместить его ещё на одном сайте, но поскольку, нигде не любят вторяки, мне пришлось несколько модернизировать повествование и дописать не то вступление, не то концовку. Дело в том, что оно одинаково смотрится и так, и так. На том сайте я его оформил как пролог, а здесь - оно может легко сойти за послесловие.

Чёрный Гелендваген тихо отчалил от заведения, построенного некогда на землях купца Канатчикова. Молодой человек, откинувшись на спинку заднего сиденья, безучастным взглядом провожал удаляющееся здание, в котором он провёл две недели.
- Гена, теперь всё будет хорошо.
- Конечно, мам, а как иначе?
Геннадий закрыл глаза и мысленно представил, как возьмёт беломорину, выдует из неё табак, стянет папиросную бумагу с гильзы так же нежно и неторопливо, как и колготки со своих клиенток бальзашек.
- Короче так, сынок, - отец остановил авто у светофора, - здесь ты окончательно деградируешь. Поживёшь какое-то время в Европе.
- Я к геям не поеду.
- Гена, - принялась успокаивать сына мать, - не будь гомофобом, они тоже люди. К тому же Европа – это цивилизация, либеральные ценности.
- Мать! – Глава семейства ударил по рулю. – Сын – прав: либералы – это те же пидорасы, только политические. Вылетаешь утром в Амстердам. Может, станешь Ван Гогом.
Отель Олд Квартер вплотную примыкал к Кварталу Красных фонарей. Сводник Андерсен не обманул – через полчаса в прихожей переминались с ноги на ногу три девицы разных наций. Геннадий заказал именно азиаточку, потому что от европеек тянуло похотью, а он нуждался во вдохновении.
- Расчехляйся и ложись на топчан. – Распорядился Геннадий и склонился над мольбертом.
Тайка беспрекословно скинула с себя одежду и завалилась на лежак в позе рембрандтовской Данаи.
- Бреешь? – Кивнул молодой человек на низ живота азиаточки.
- Брею. – Ответила она на чистом русском и опять Андерсен не подвёл.
- Не брей. Ляжь как-нибудь по-блядски.
- Я на фотосессию не подписывалась.
- А это и не фотосессия, во-первых, а, во-вторых, тебя никто и не спрашивал.
- Ну сам попросил. – Как-то подозрительно легко согласилась азиаточка и раздвинула ножки. Но вместо ожидаемого, там болтался мужской половой орган.
- Ты чо – пидор? – Возмутился Геннадий.
- Я – кыра. Сам ты пидор.
- Да я тебе, блять, щас… - Геннадий переполненный праведным гневом, двинулся вперёд. И даже успел махнуть правой рукой, но юркий трансвестит поднырнул под руку и пробил короткий в печень. Не успел горе-художник и выдохнуть, как получил в правое ухо левым маваши.
Тело Геннадия крутнулось и подминая собой холсты с мольбертами, уткнулось грудью в диван. А бесстыжий таец тем временем стянул с него шорты и свой прибор готовил к бою.
«Вот тебе и евроинтеграция», - ни к селу, ни к городу промелькнуло в голове у Геннадия.
До роковой черты оставались сантиметры.
Входная дверь вылетела прежде, чем звуковая волна влетела в комнату. В номер зашли трое в ватниках и кирзачах. Человек в папахе вскинул вперёд руку, и свистящий шелест отбросил на спину ошибку природы. Таец умер мгновенно даже не успев испугаться. Чёрная точка аккуратно разместилась между его глаз.
Геннадий посмотрел на окно, по которому стекали вниз багровые разводы, отделявшие его от дождливого неба Амстердама.
- Хер Вострыкин? – Спросил человек в папахе.
Геннадий поднялся на ватных ногах и, одев шорты, кивнул:
- Ну да.
- Ну на.
И тут же получил кирзачом в пах.
Упасть Вострыкину не дали. Двое подхватили с обеих сторон под руки.
Стреляная гильза, закончив кружение, остановилась между сапогами стрелявшего и босыми ногами Геннадия.
- СВР-ГРУ-ФСБ? – Кое-как прохрипел Вострыкин.
Человек в папахе присел на корточки и, слегка наклонив голову в бок, посмотрел в лицо Геннадия:
- Опознатушки. – Потом склонил голову на другой бок, - перепрятушки.
- Братва?
- Опять мимо.
Человек в папахе поднялся во весь рост и те двое, что держали под руки Вострыкина, сделали то же самое.
- Так кто же вы?
- Мы – врачи без границ. Гена, как давно ты делал флюорографию?

Иногда хочется сгенерировать нечто такое, что бы оно вызывало восторженные возгласы окружающих. А как это сделать, если Господь не наделил ни умом, ни талантом? А ведь так хочется почитания и славы, что бы о тебе любимом только и говорили, что бы тобой - гениальным, - только и восхищались.
Я тряхнул головой, пытаясь отогнать эту назойливую мысль, и не заметил, как разбудил Таньку.
- Ты чо не спишь?
- Да... лезет в голову всякая хрень.
- Приснилось чо?
- Придумалось. Знаешь, - я тщательно испробовав на языке фразу, прежде чем произнести, - я вот тут лежал и думал...
- ?
- Решил вложиться по-крупному.
Танька прильнула ко мне, слегка исколов моё правое бедро своей интимной стрижкой.
- Так что ты там решил?
- Я решил задонатить.
У моей слегка увлажнились глаза, она скинула одеяло и присела рядом со мной.
- Андрюша, - Таня подняла руку вверх и указала в потолок, - Михеев из тридцать четвёртой давно уже взял годовой премакк.
- И чо?
- А вот чо. - Моя приподнялась на коленях и стала совершать поступательное движения бёдрами взад-вперёд. - Он нагибает, а ты...
- А что я? - На всякий случай подтянул к груди одеяло.
- А ты уже второй год как лох на стоковом кв-4 катаешься.
Таня, накинув халатик, скрылась в ванной. А я лежал и думал: чёрт меня дёрнул посвятить её в свои планы, теперь ведь не отстанет - будет требовать результат. Прем, конечно, открывает широкие возможности, но его одного явно недостаточно.
Моя уже на кухне готовила завтрак, а я всё ещё пребывал в раздумье.
- Андрюша, кончай валяться.
- Иду.
В зеркале в ванной на меня смотрел небритый, осунувшийся мужик. Я плеснул в отражение пригоршню воды, а он даже не поморщился.
Таня сняла трубку телефона:
- Я щас маме позвоню, пусть придёт.
Я вытянул руки вперёд:
- Слушай, может, без Марьи Ивановны обойдёмся, а?
- Без неё никак. Она у меня астролог, а тут, сам понимаешь, такое дело.
- Так-то да.

Тёщу долго ждать не пришлось, ей только маякни и она уже тут как тут.
- Что у вас стряслось? - Вместо приветствия, начала допрос с порога Танина мама.
- Да вот, - моя кивнула в мою сторону, - Андрюша решил за ум взяться: хочет задонатить.
- Сколько? - Подбоченившись, спросила Марья Ивановна.
Таня посмотрела на меня вопросительно.
- На первый раз не много. - Голос мой предательски дрогнул.
- Ничего - лиха беда начало. - Тёща села за стол. - Раскинем карты.
Она принялась метать в три кучки и я чуть было не поднял ту, что ко мне ближе, благо во время получил по рукам:
- Не трожь! Это тебе не игральные. Доченька, чайку бы. - Танина мама выдернула несколько карт, посмотрела на них и, поморщившись, бросила их рубашками вверх. - Дело швах.
- А что так, Марья Ивановна?
- Меркурий в Аполлоне, - принимая чашку чая ответила тёща, - а это так нетрадиционно, как бы чего не вышло.
У меня резко похолодело в животе, вспотели ладони и, вообще, я захотел в туалет.

Мультикасса открывалась в десять. Я стоял в коридоре перед большим зеркалом, поправляя безукоризненно повязанный галстук, что-что, а это я умел делать. Марья Ивановна с Таней кружились вокруг меня, сдувая пылинки и читая напутствия.
- Ты там смотри - не загуляй! Сразу иди в мультикассу. - Таня поправила лацканы пиджака.
- Откидаешься - отзвонись. - Вставила Марья Ивановна.

Без пяти минут я подошёл к павильону. Сердце учащённо стучало. Что бы скрыть предательский тремор пальцев, я засунул руки в карманы. Настенные часы отсчитывали последние мгновения уходящего часа. "Всё - пора!" Я громко проглотил слюну и толкнул дверь.
Внутри работал кондиционер, даря вошедшим прохладную благость. Напротив входа размещалась барная стойка, а в углу, справа, чёрный ящик со цветным монитором. "Мне - туда".
Вынув правую руку из кармана, я, круговыми движениями, тщательно размял запястье. Затем вынул левую с белоснежным платком и досуха вытер правую. "Всё - я готов" До аппарата было шага три. Я решил пройти строевым. Прохлада, полумрак и отсутствие посетителей создавало мистическую торжественность. Мысленно представив себя заступающим на пост номер один, я вытянул вперёд левую ногу. Шаг, два, три. Я вытянулся по стойке "Смирно". Левой рукой на дисплее отчеканил адрес электронки, затем отработанным движением я извлёк из кармана пиджака купюру с Муравьёвым-Амурским и, присев на правое колено, отточенным движением направил в купюроприёмник.
Внутри аппарата что-то по скрипело, погудело и... купюра вылезла обратно. У меня создалось впечатление, что мне плюнули в душу.
- Слышь, чувак, переверни и попробуй ещё. - Посоветовал бармен. - Такое бывает.
Меня нисколько не смутило внезапное появление бармена, меня больше всего огорчило то, что аппарат раз за разом выкидывал купюру.
- Не разменяешь? - С тоской в голосе обратился я к бармену. Хотя прекрасно понимал, купюры такого достоинства разменивают с неохотой: тут и нехватка наличности, тут и риск попасть на фальшивку.
- Я только открылся ещё не наторговал. - Развёл руками бармен и ехидно улыбнулся. - Иди в Сбербанк, там, говорят, меняют.

Я вышел на улицу и ощутил, как лёгкий ветерок обдувает мою мокрую от пота спину.
До банка мне идти решительно не хотелось: это и далеко да и очередь. Вместо этого я зашёл в кассу кинотеатра и постучался в окошечко.
- Не разменяете?
- Молодой человек, Вы такой интересный - это же недельная выручка.
- Хорошо, тогда продайте мне билет на ближайший сеанс.
Кассирша отложила в сторону кроссворд и уткнулась в шахматку.
- Ближайший начнётся через пару минут. Вас устроит?
- Вполне. Что-то не так?
- Давайте, Вы сейчас пройдёте в зал, а я попробую Вам разменять для сдачи.
- Я Вам доверяю.

Я занял место в центре зала и вальяжно откинулся на спинку кресла. Кроме меня на сеансе присутствовала парочка, которая сидела двумя рядами позади. С первого же взгляда мне стало понятно, что они пришли сюда не из-за любви к искусству, а просто из-за любви.
На экране крупными буквами высветилось название фильма: "Пятьдесят оттенков коричневого". Когда в фильме началось действо, действо началось и позади меня. Затылок девицы то появлялся над спинкой кресла, то вновь опускался, а её бой френд смотрел отрешённым взглядом сквозь экран даже не пытаясь скрыть на лице удовлетворённость.
А между тем, сюжет в фильме закручивался не менее стремительно, чем в зрительном зале. Там какой-то мужик пришёл в офис устраиваться на работу. Мадам-работодательница в кожаном бикини провела плёткой по его лицу и спросила:
- Я нравлюсь тебе в этом коричневом?
Тот быстро-быстро закивал головой. Тогда она провела рукой по его животу:
- Можешь называть меня Лорой, Лориком. - И стала медленно устремлять кончики пальцев к паху. - Только не называй меня Конём! Потому что Конь - это ты!
В этот момент, сидящий за мной любовник, громко завыл и уставился в потолок.
Мне стало не по себе, и я поспешил покинуть сеанс.

Кассирша, извиняясь, вернула мне так и не разменянную купюру и, как бы сглаживая углы, потрафила:
- А Вы молодец, выдержали почти пятнадцать минут, а то тут многие за три минуты сливают.

Всё летело к чертям. День явно не задался. Я шёл попинывая пивные пробки, пока не уткнулся в надпись на асфальте: "Устал быть лохом? Тогда тебе - сюда." Меловая стрелочка указала на ничем не привлекательный, скрытый в тени клёнов, подъезд старой хрущёвки. Я, как в глубоком детстве, при игре в казаки-разбойники, покорно последовал за меловыми стрелочками. В подъезде, как и полагается в таких местах, пахло мочой, кошками и застоялым табачным перегаром. На предпоследнем этаже стрелка указала на приоткрытую дерматиновую дверь. Я не останавливаясь, вошёл в коридор и тут же получил чем-то тяжёлым по затылку.

Героизм - это прямое следствие чьего-то распиздяйства. Безрассудство приводит не только к славе, но чаще всего имеет свойство притягивать приключение к собственной жопе...
Утренние мысли так внезапно нахлынувшие вновь, постепенно отпускали, а им взамен пришла тупая боль в голове и полная непонятность в происходящем.
Я лежал, уткнувшись щекой в пол со связанными за спиной руками. Мимо моего лица неспешно двигались в шлёпанцах давно немытые ноги.
- Тычозахуй? - Как гром с небес, раздался вопрос откуда-то сверху. До меня стало доходить, что это спросил хозяин ног.
Надо было что-то говорить, пауза тревожно затягивалась. Я кое-как прохрипел:
- Андрей Иваныч Сундуков.
- Не припоминаю, но на душегубца на вроде не тянешь. Зачем в хату ломанулся? Хотел обнести её, пока я сеансы секу?
- Я просто устал быть лохом.
- Ахахахаха! Отчаянный! Повтори!
- Я здесь, потому что устал быть лохом.
- Ахахаха, перестань.
- Да чо перестань? Там так и написано: "Устал быть лохом? Тебе - сюда"
- Где написано?
- На асфальте.
- Дык это школяры озорничают. Ты хоть знаешь, кто перед тобой? - Хозяин квартиры резко поднял меня с пола и усадил на табуретку. - Читай по наколочкам. - Он растопырил передо мной пальцы, как трудовую книжку.
- Извините, но мне это ни о чём не говорит.
- Ха, а ты отчаянный. - Незнакомец щёлкнул финкой и зашёл мне за спину. - Гляжу, ты фраер правильный. - Он быстро перерезал путы и, взяв табуретку, сел передо мной. - Ну, и?
- День не задался. Хотел закинуть в танки...
- Поди ещё кредитнулся, чтоб задонатить?
- Нет. Копил полгода, а тут купюру выплюнуло.
- Считай - Бог отвёл. - Незнакомец спрятал финку. - У Хаима Ефимыча его рулетка по честнее будет. Ты, кстати, кто там по масти?
- Жёлтый буду.
- Ну это нормально, главное что не фиолет. Ты же знаешь, как мы к крысилову относимся? Ладно, вали.
Я медленно встал и отправился к двери.
- Эй, Сундук!
Я обернулся и принял протянутую вором ту самую злосчастную купюру:
- Не крути Луну. Возьми лучше биксе веселина на зубок.

Я шёл домой, прижимая к груди букет цветов. Запах роз никак не мог отвлечь меня от мысли, что я безнадёжно застрял среди миров. С одной стороны - я и танки, а с другой - я и Танька.

2-3 июня 2016г

Пятница, вечер. Вдруг на телефон пришла смс-ка: «Мам, напеки блины, давно не пекла». Мой единственный сын погиб давно в «горячей точке», и от кого смс – непонятно, номер не определён. Наверное, кто-то перепутал номер. Больше об этом не думала, досмотрела кино и легла спать. Под утро приснился сон, что я пеку блины – с этой «картинкой» и проснулась. Что ж, делать нечего, придётся печь блины.
Напекла увесистую стопку блинов, сложила их «треугольниками», упаковала, и пошла на ближайший рынок – не продавать, угощать.
Пока шла до рынка, думала, как же раздать блины? Ответ увидела прямо у ворот рынка: в инвалидной коляске сидел парень с гитарой, а перед ним лежал кофр от гитары, куда люди бросали мелочь.
- Сынок, давно сидишь? – спросила, когда он допел песню про Афган, - Проголодался, небось?
- Немного. С утра пою.
- А я тебе блины принесла, тёплые ещё.
- Так у меня руки грязные, чтоб блины есть.
- Давай я тебя покормлю, - и пока он не начал возражать, быстро достала блин и сунула ему в рот.
Парень прожевал, хотел что-то сказать, но следующий блин также «заткнул» ему рот. Съев с десяток блинов, стал благодарить меня, а в глазах удивление и смущение. Мой поступок придал мне уверенности, и я смело зашагала дальше по рядам рынка раздавать блины.
Вот бабушка связала шерстяные носочки – ей блинок. Старичок вырезал из дерева фигурки животных – и ему, и другим, кто своим трудом зарабатывает на жизнь.
С рынка вышла через боковую калитку, а от ворот донеслась песня:
«Здравствуй, мама, я вернулся, я живой!
Посмотрел я своей матери в глаза
Постарела ведь она…»

Последние два блина повесила на дерево – птичкам.
Вечером пришла смс: «Благодарю, мама!» … номер – Unknown…